– Дима… – удалось прохрипеть ему сквозь боль в горле. – Дима… Заходи ему за спину…
Такого чувства превосходства Никита не смог бы ощутить даже в драке с ребёнком. Так легко! Вова скорчился в его хватке, как игрушечный. Никита даже чувствовал, что смог бы сейчас поднять его над головой и бросить о землю, и только мысль, что это всё наркотик, что можно запросто надорваться и не заметить не позволила разойтись во всю дурь.
Одной рукой растирая глаза а второй держа пистолет Дима пошёл полукругом. Никита лишь улыбнулся и с усмешкой толкнул Вову прямо на главаря, от чего оба они повалились на усеянную мелкими камешками землю. Вова так и не выпустил оружия, но не успел он собраться, как Никита уже встал сверху.
– Да сдохни же ты… – прошипел Вова, вскидывая пистолет. – Умри…
Палец сдавил спусковой крючок, оружие с грохотом выплюнуло сгусток пламени… Но запястье уже придавлено к земле чужим ботинком. Никита протянул одну руку к макушке, вторую к челюсти противника. Грудные мышцы напряглись, руки сделали резкий поворот… Хруст! С неестественно выгнутой шеей глядя куда-то в пустоту Вова обмяк.
Сердце кольнуло так, будто в него вонзили нож! Никита ахнул, схватился за грудь и отступил, болезненно согнулся. Он испугался, что его ранил кто-то посторонний, четвёртый, но боль повторилась и стало ясно, что это бьёт изнутри.
– Чёртова отрава… – Скривив лицо, Никита в отвращении сплюнул. – Да чтоб я ещё хоть раз…
Высвободившийся из-под мёртвого соратника Дима вскочил, как ошпаренный! Глаза красные, от дурной крови щёки багровое. Увидав сгорбившегося Никиту он позабыл даже про свой пистолет, настолько обезумел от ярости! Бросив мешающую железяку Дима коршуном подлетел к ненавистному и врезал ему под дых, от чего у Никиты глаза полезли на лоб. С остервенением Дима принялся махать кулаками, с каждой секундой обрушивая на противника удар за ударом. По лицу! В грудь! Снова по животу! Снова по лицу! И ещё по спине.
Никита свалился на землю, но Дима и теперь не подумал воспользоваться оружием. Он продолжил врага с наслаждением пинать, стараясь сломать ему рёбра.
– Против меня попёр?! – орал он, брызжа пеной. – Против меня, да?!
Никите стало страшно, но это страх разума: он не чувствовал боли, хотя понимал, что она должна быть ужасной. Сердце болит а всё остальное нет! Может он слишком много выпил?..
На мгновение полегчало. Улучив момент, Никита схватил пинавшую его ногу и дёрнул под колено. Усиленные наркотиком мышцы пересилили. Дима не удержался, рухнул на задницу. Нисколько не растерявшись, он набросился на Никиту уже лёжа, ухватил его за горло и стал душить.
– Всё равно убью! – В злобе его лицо превратилось в звериную морду. – Всё равно всё будет по-моему!
Никита горько пожалел, что не успел перехватить вражеские руки. Чужие пальцы впились в шею с такой силой, что никакой наркотической мощи не достаёт их оторвать.
Лицо Димы нависало над лицом Никиты – одно раскрасневшееся, горячее, другое холодное, с уже подступающей синевой. Как Никита не брыкался, но Дима уж очень крепко устроился и позицию не отдаёт, жмёт изо всех сил. В какой-то момент он свирепо оскалился и сделал движение надавить с рывка, как бьют острогой рыбу на мелководье… но вдруг вскрикнул, высвободил одну руку и пощупал затылок – на ладони осталось красное.
– Ах ты грязная обезьяна! – гаркнул он на японца, в страхе пятящегося от него с камнем в руке. – Я буду держать тебя в подвале, как животное!
Сделав желанный вздох, Никита вывернул туловище в бок, да так, что напротив головы Димы очутилась его задница. Ухватив ногами здоровяка за шею, Никиты сцепил их и что есть мочи сдавил, превозмогая уже властвующую над телом смертельную слабость.
Дима гаркнул, попытался вырваться. Дёргая руками и ногами, он ожесточённо стал лягать Никиту по голове и по спине. Удары его стали по-настоящему резкими и отчаянными! Никита давил методично, как удав, стойко терпя слабость, тычки и всё усиливающуюся боль.
Теперь уже лицо Никиты стало красным, а вот Димино посинело, движения его всё замедляются, замедляются… всё медленнее и медленнее… вот уже прекратились… Никита продолжал давить, пока совсем ослабший и умирающий не распростёрся лицом в грязь. Ко всей прелести тело здоровяка, потеряв контроль угасшего мозга, обделалось и обоссалось, добавив к жуткой вони пота ещё и вонь кала и мочи.