БОРИС ФЕДОРОВИЧ СОКОЛОВ
НА ПОВОРОТЕ
Рассказы и очерки из советской жизни
ВСТУПЛЕНИЕ
Дайте нам „правду“ о Советской России.
Настоящую. „Правду из правд.“
Так говорят, так спрашивают не жившие в Советской России, находящиеся заграницей. И нужна им. вопрошающим, не только голая правда цифр и фактов, но правда обобщения, правда синтеза.
„Россия страна правд“. Это не звучит парадоксом. Своеобразный анархизм славянской души, биологически укрепляемый природой России, заставляет русского с недоверием и скептицизмом относиться к трафаретным правдам, к прописным истинам.
Больше того, — русскими интеллигентами давно и определенно взяты под подозрение все объективные правды. Им, искателям „правд“, по призванию, правды объективные, правды другими найденные, представляются „никчемными“, „никудышными“.
И как следствие исканий, как следствие мятежности русской души — Россия неумолимо делается страной правд, страной „тысяч истин“.
И не кажется странным, что
В стране — где многие ищут правды.
В стране — где искание правды еще не стало профессией избранных.
В стране — где многогранность души признается достоинством.
Где культура не достигла еще периода плоских одногранных душ, специализированных и узких.
В стране — где бесконечные степи, знойные и страстные, сменяют дремучие леса, суровые и холодные
Где кипарисные рощи и снежные горы,
не кажется странным,что в этой стране сотни и тысячи „истин“.
Отличных, друг другу чужих.
Сходящихся порою краями своих углов.
Недавно и неожиданно для меня большой мой друг решил умереть. Биолог, много работавший по вопросам общим, биологическим, человек фактов и цифр, он был весьма далек от импульсивных настроений, скорее человек логики, чем чувства.
Перед его смертью я имел с ним беседу.
„Итак, ты умрешь?“
„Говорят.“
„Есть причины?“
„Это для меня спорный вопрос.“
„Но ведь ты был счастлив, любил, боролся?“ „О да! Я брал и беру от жизни все, что хочу.“ „Но если так... мне непонятно...“
„Мне трудно говорить. Постарайся понять короткую мысль...
Каждый человек имеет свою „истину“. И чем больше он ищет в жизни, тем резче и кристальнее его истина. У народов-искателей — это видно лучше и яснее. Это создает многообразие истин, обыкновенных, рядовых, „человеческих правд“. Увы — помимо этих истин для меня — не существует других, высших истин. Нет объективной истины. Есть факты. Но их обобщение стоит не больше „рядовой правды.“ Итак, множественность правд. Для меня равноценных.
И вот, когда я глубоко подошел к этому факту, когда я захотел по настоящему, искренно поставить вопрос себе резко и ясно, я понял одно: множественность истин создала в душе моей — прагматизм своеобразный, психологический. Безразличие к моей субъективной — увы, одной из тысячи истин.
Итак, безразличие, наряду и как следствие искания.
С тех пор я живу без истин, без правды. И — возможно в этом виноват славянизм моей души. Мне стало скучно.
Я ведь искатель. Потому, просто от скуки я хочу умереть. И не смейся, но в смерти моей я вижу символ старых народов.
Увы, человек так часто повторяет историю народа. Не всегда своего.“
И улыбаясь, легко и спокойно он вскоре умер.
Я согласен в одном — с моим другом.
Нелепо и ненужно искать одной правды о России.
И напрасно сердятся и недовольно ворчат иностранцы, что „что ни русский—то новая правда, ,правда о России
Да, это так. И иначе быть не может.
И моя книга — одна из тысячи правд, отражающих современную Россию. Она не претендует на „единую правду.“
В этом ее сила. В этом ее слабость.
ЖИЗНЬ ИДЕТ
Третий день город обстреливается тяжелыми снарядами. Они разрываются над соборной площадью, вблизи губернаторского дома, над местом, где помещался штаб белых. К вечеру стрельба прекращается. И жители дома, запрятанные в подвалах и ледниках, вылезают на улицы. Собираются в кучи, толпятся у разрушенных домов. Спорят, толкуют.
У беленького низкого дома, разрушенного снарядом, толпа. Изнутри доносятся заглушенные стоны, вопли.
В окно высовывается испуганное лицо молодой женщины. Она истерично выкрикивает: „Скорее доктора, позовите скорее. Оторвало ногу!“
„Ишь не везет Мироновым, бормочет старец. На войне двух сынков убило, ныне дочери ногу оторвало.“