На пятые сутки пришел я, братики родные, в скит Кирилла, угодника Божьяго. Где мощи его, человека Божьяго, покоются. Вижу в городе кругом толпа, все мужики да бабы. Мужики неспокойные. И бабы голосят, ревут. Что, братцы, случилось, спрашиваю. Да не видишь разве, дедушка, что красные святого Кирилла мощи тревожить хотят. Как сказал он эвто, так стал я сам не свой. Стал голосить, криком громким кричать, призывая православных защищать против дьявола угодников Божьих. Ну, известно, народ всколыхнулся. В христианской душе мои вопли подняли бурю. Мужики, и больше всего бабы меня окружили, подняли, понесли прямо к мощам. Вижу там копошатся поганые черви. Июдино семя. Доску снимают, лик Кирилла надругательски рвут. Потерял я тут, братцы мои, память мою и не помню, что было. Потом очнулся, лежу в темном сарае. Рядом со мною пять-шесть мужиков. Силы моей как не бывало. Хуже дитятки малого. Ни встать, ни пойти и все хочется плакать, словно баба какая.
Ну а опосля вогнали нас в Вольск. Так-то, братики, родненькие...“
В другом углу трюма — горячий спор.
„Нет, ты мне докажи, что по хорошему, по Божьему, нельзя жить,“ горячится мужик, с бабьим лицом, безбородый.
„Нет, ты докажи, по какой этакой причине, люди подобно зверям, дерутся промеж себя. Ну, есть к примеру какая к тому потребность, чтобы на Руси брат на брата пошел. Большевики идут на мужиков, мужики на рабочих, а почто — неведомо никому. Все люди одной матери. Россеи матушки. И оно, коли рассудить, так все люди могут жить на белом светушке, не мешая друг дружке.“
„Ан не прав ты, паря, отвечает ему чей то голос грудной и могучий, — потому,что больно молодо дерево, оттово и речи непутевые. Рассуди сам. Большевики зачем прижимают мужиков? Потому что им нужен хлеб, а мужики, известно, им подай ситец, они и дадут хлеб. А ситцу то нетути в России. Вот и идут люди брат на брата. Не по злобе, а по тяжелой жизни.“
„Тесно, паря, жить стало человеку на Божьем свету, вот он и дерется промеж себя, как к примеру, дерутся петухи, коли много их расплодится в тесном курятнике. А люди не то. Они тебе замилу душу рады жить по хорошему.“
„А зачем большевики согнали нас со всего уезда, да посадили на барку? Это тоже от доброй души?“ врывается в спор чей-то задорный голос. Спор продолжается.
К черной барке подъехал катер. И трое людей, освещенные яркой луной, по веревочной лестнице лезут на верх.
„Кто идет?“
„Свой. Комиссар Петров.“
Верхний люк открывается. С визгом и скрипом. Толпа, в трюме сидящая, стихает: пение, танцы и споры оборваны резко.
„Крестьянин Андрей Николаев — идите сюда на палубу.“
„Здесь я, иду.“ Поднялся. Скрылся. Люк снова закрыт. На верху тихо. Глухой шум
„Братцы, никак выстрел?“
„Пустое мелешь, молчи.“
Снова люк открывается. Снова с визгом и скрипом.
„Крестьянин Дмитрий Крылов.“
Снова фигура неуклюже выступает. Снова люк закрывается. Снова шум. Глухой и короткий.
„Выстрел, братцы, ничто не другое “
„Да, как будто, что выстрел, да больно глухой“.
„Беда, братцы. Нехорошее дело.
„О, Господи Боже.“
К утру катер отъехал.
Часовые, зевая устало, крестясь, легли спать. Покрывшись шинелями.
Бесполезно ненужные.
ТОЛЬКО РАЗ
(Рассказ женщины)
Я очень устала. И мне тяжело будет говорить подробно и много.
Это было недавно. Прошли только два месяца... Но мне они кажутся годами долгими. Ушли они в дальнюю вечность...
Подождите немного... Я очень устала...
Только несколько дней, ярких и резких, остались «моими» от последнего года.
Несколько дней... отдельных друг от друга, ненужных бледных дней...
Крестьяне восстали. Утомленные большевистским режимом. Желая свободы и права. И позвали меня итти вместе с ними... Они знали меня по прежним годам, по моей смелой борьбе с царским режимом. Они любили меня, считали своей. И я не могла не пойти с ними. Во главе их.
Помню день. Ранний. Весенний. Волга дремала, еще льдом и снегом покрытая. В сосновом лесу собралось много крестьян — сотни, тысячи. Одни с ружьями, другие с топорами и вилами. А один даже — с маленькой пушкой... И мы, смеясь, окружили ненужную пушку, бесснарядную.
И решили крестьяне «итти против иродов». Пошли. И я пошла вместе с ними.
А придя в волость, толпа окружила совет, откуда стреляли.