„Ничего — поедем! Авось кривая вывезет!...“
Они остановились в Пензе. Нескладном губернском городе, разбросанном и пыльном. Исходном пункте их путешествия. Нашли номер в гостинице. Грязный и вонючий. Предъявили свои паспорта. Большевистские. Фальшивые.
Хозяин гостиницы долго вертел в своих пальцах, толстых и жирных их документы.
„Значит будете из „красныхъ“ Коммунисты?“
И был он почему то недоволен. Точно боялся, что они не уплатят ему за квартиру.
„Да нет! Мы уплотим!“
„Конечно, уплотим — не бойтесь!“
А сами смеются.
Хозяин смотрит на них недоверчиво. Косо.
„Да правда ли?“ Не врут ли! Они! Эти молодчики — красные. Не раз надували! „Намеднись еще — два комиссара — стояли дней десять. А вместо денег бранью меня обложили. Ты, мол, буржуй. И красных должен завсегда угощать задарма“.
„Нет, нет, мы не такие. Мы уплотим сполна. Даем слово“.
С трудом его успокоили.
Вышли на улицу. В городе разлито волнение. Кучка зевак читает афиши. Красно-черные. Буквы черные по красному фону. Афиши грозные.
„Всех, кто против Советов, всю эту белую сволочь расстрелять во всех городах“.
„За последние дни много белых едет в Самару — их жесточе других, поймав, — предавать смертной казни“.
„Н-да. Дело не ладно. Надо убираться из Пензы скорее. Пока мы живы, здоровы...“
Дни тянутся одни за другими... Попрежнему жарко. Летнит. Попрежнему пыльно. Попрежнему та же скучная Пенза. Уехать немыслимо. Пропусков не дают. Всюду патрули. Заставы. Ночью обыски.
„Наше дело печально! Оставаться безумно. Ехать нельзя. Разве вернуться обратно?“
„Что ты! Что ты. Мы сильнее возвратов от слабости! Не так ли?“
„Как это не грустно, друзья дорогие, только один есть исход — ехать под Красных. Бумаги напишем фальшивые, напишем, что едем для борьбы с буржуазией, оденем красные банты, ленты, значки. Конечно есть риск, но не больший, чем жить в Пензе. И то уже на нас косо здесь смотрят. Живут — точно без дела. Не пьянствуют. Не дерутся. Странные красные. Сомнительные. Так говорят“.
Достали татарина. О двух лошадях. Согласен везти. Ему по пути. Сели. Поехали. Вот черта городская. Мост. У моста патруль красных.
„Стой! Кто идет?“
„Свои советские. Идем в Советы — много черных там набралось. Чистку делать“.
„Это хорошее дело. Бог в помощь“.
„А вы здесь, товарищи, чего у моста то стоите? Ждете кого?“
„Да здесь каждый день один, а то и больше белых ловим, что проехать пробуют в Самару...“
„Неужели?“
„Только утром сегодня, к примеру, двух офицеров словили. Они вишь хитрые — мужичками оделись. Все как есть. Честь честью. Лапти и котомки. Да не на простаков напали. По рукам то их и узнали“.
„По рукам? Как так?“
„Да руки то белые... Барские“.
„Ну и что же?“
„Да что! Пристрелили. Тут же на месте. Звон их трупы валяются“.
Показал рукою — ближе к оврагу, в зеленой траве — серели чьи то ноги. Желтые, раздетые.
Тут же мирно корова щипала траву. Свежую, сенную.
В селе Дияново волнуясь, собирается народ. Особенно волнуются бабы.
„Ишто это Ты Господи. Боже мой. Что это такая напасть на нашу деревню. И недели еще не прошло, как красные прошли, а уж они снова жалуют к нам“.
Вдова Петровна, размахивая своими громадными ручищами, посылает красным проклятья...
„Ну, ну, тетка не расходись!“ Строго замечает староста.
„Не бунтуй народ против власти народной“.
„Да как не бунтовать, коли вместо порядка — эти красные одни безобразия чинят. Разоряют мужика“.
„Правду — грит Петровна“ загудели мужики, до сих пор спокойно стоявшие и сидевшие у Старостиной избы.
„Больно вы храбры со мною — вот обождите маленько, придет комиссар Ступин, небось другое запоете“.
,,Едут! едут! красные едут!“.
Точно стая птиц, разогнанная ветром, разошлись мужики и бабы, попрятались по избам. Заперли ворота и калитки. И только староста, два три мужика из членов сельского Совета остались у Волостного Правления. Ожидать и встречать красных.
Тщетно стучали приехавшие красные — наши три путешественника в крестьянские избы села Дианова: на миг, на стук, в окне появлялось встревоженное лицо. Чаще всего женское. Но увидев красные банты и значки, столь им знакомые, исчезали из окна и больше не появлялись.
„Ну дело дрянь! Нас почему то не хотят принимать. Выглянет из окна рожа, посмотрит и скроется.“
„А знаешь в чем дело. Ведь никак крестьяне красных боятся. А мы ведь едем под красных.“
„Что же нам делать?“