На прибрежных скалах оказались большие колонии чистиков. Их обитатели — черные морские птицы с белыми зеркальцами на крыльях и кораллово-красными лапами размером с небольшую утку — уже слетелись к местам будущих гнездовий. Отдельные пары и небольшие группы чистиков сидели всюду, на заснеженных, а местами и обледеневших карнизах и выступах скал. Отовсюду несся их негромкий, хрипловатый свист. На участке протяженностью пять-шесть километров гнездилось не менее двух тысяч пар чистиков.
Небольшие стайки птиц носились и в воздухе. Одни улетали в южном или юго-восточном направлениях, другие возвращались оттуда. По-видимому, в море имелись большие разводья, где чистики кормились. Это было приятным открытием. Гнездовья представляли серьезный продовольственный резерв, к нему мы впоследствии нередко обращались. Сейчас десяток добытых на скалах птиц пополнил наши продуктовые запасы, а для меня, кроме того, они стали материалом для исследования и началом собираемых коллекций.
В долине, выбранной для основного лагеря, оказалась (конечно, в возможностях нашего острова) богатая и чуть ли не пышная растительность. На «пропаринах» росли неплохие ягельники, среди заснеженной тундры темными бугорками возвышались кустики полярных маков, которые, по всей вероятности, слишком «поспешили» выглянуть из естественных парничков. Эти парнички (они встречаются не очень часто и в других частях Арктики), как правило, образуются на каменистой или щебнистой почве вокруг тех травянистых растений, подле которых годами скапливаются их отмершие части. С наступлением весны при гниении таких стебельков и листьев начинает выделяться тепло. Вначале под снегом образуется небольшая камера, затем снег над камерой, пригреваемый и сверху и снизу, превращается в тонкую ледяную пластинку, и парничок готов. Как и в настоящем парнике, растение развивается тут очень быстро. И не удивительно, что позже, когда в тундре было еще много снега, а по ночам случались порядочные морозы, на проталинах уже зеленели листья и набухали бутоны полярных маков. Благодаря этой замечательной биологической особенности, связанной с краткостью и низкими температурами лета, маки, как и некоторые другие арктические растения, значительно удлиняют свой вегетационный период.
Всю первую неделю июня погода не позволяла нам высунуть нос из палатки. О следующем маршруте нечего было и думать. Туман, казалось, временами достигал консистенции киселя. Часто шел мокрый снег. 4 июня ненадолго поднялась пурга. В эти дни туманы и морозы вызывали на леднике быстрое осаждение изморози. С наветренной стороны на радиомачтах, ручках воткнутых в снег лопат и пешен за несколько часов нарастал рыхлый, напоминающий чешую слой толщиной в десять-пятнадцать сантиметров. Гигантские кристаллы изморози очень быстро заполняли следы на снегу и делали их незаметными. Это немало препятствовало походам: возвращаясь обратно, мы рисковали долго проблуждать в тумане в поисках палатки или вовсе не найти ее.
По-видимому, изморозь представляет один из важных источников питания нашего ледника — пополнения его снегового покрова, который постепенно превращался затем в фирн — полуснег-полулед и в конце концов в настоящий лед. В один из безнадежных по погоде дней мы вырыли и вырубили у палатки небольшой шурф. Оказалось, что на поверхности ледника лежит слой снега толщиной около метра; в нижних слоях он постепенно уплотняется и незаметно переходит в смерзшиеся, прозрачные кристаллики фирна. Толщина фирнового слоя около полуметра. Наконец, также постепенно, фирн сменяется толщей синеватого, плотного льда.
К концу дня 6 июня погода резко улучшилась, и полеты к нам возобновились. С очередной частью груза на помощь Дане прилетел второй геолог Дмитрий Александрович Вольнов, который рассчитывал побыть на острове также два-три дня. Даня давно «вышел из графика», и теперь оба геолога хотели скорее закончить работу и покинуть нас. Общими усилиями удалось, наконец, осуществить перебазирование основного лагеря к берегу моря. На куполе ледника осталась только часть оборудования, необходимая для гляциологических работ.
