8 июня мы принимали очередной самолет. Он доставил, кроме порции груза, также метеоролога Германа. До сих пор Герман занимал высокий пост «полномочного директора и распорядителя» нашей перевалочной базы в Темпе и комплектовал очередные партии грузов. Он постоянно был в курсе наших островных дел и при первых намеках на улучшение погоды «взбадривал» и поторапливал летчиков. Метеоролог, видимо, пользовался в Темпе немалой популярностью. Как рассказывали геологи, обитатели палаточного городка называли Германа в шутку (то ли за небольшой рост, то ли за ревностное отношение к делу) «улахан-тойоном», что по-якутски значит «большой начальник». Попав на остров, Герман с видимым облегчением сложил с себя бремя административных обязанностей и спешно принялся за оборудование метеорологической площадки.
Никто не подозревал, что с этим самолетом работы по переброске нашего отряда на остров закончились.
Увы, так было на самом деле. Через несколько дней мы получили сообщение, что летать к нам стало невозможно. На основной базе оставались грузы с оборудованием, продовольствием, наш гляциолог Юрий Александрович (до сих пор его держали там многочисленные хозяйственные дела), неожиданно затягивался «кратковременный визит» наших геологов. Но делать нечего, нужно было начинать основные работы теми силами и оборудованием, которыми мы теперь располагали.
И у нас уже весна
Не только календарь, но и смена времен года в Арктике иные, чем в средних широтах. В конце мая, когда москвичи и ленинградцы томились и изнывали от жары, на острове Беннета стояли морозы и случались пурги. Однако и к нам пришла весна. Даже в туман солнце шлет сюда неимоверное количество света и все заметнее начинает пригревать. Его лучи, отражаемые иссиня-белым снегом, настолько ослепительны, что из палатки даже на несколько минут нельзя показаться без защитных темных очков. Это время певец и тонкий ценитель родной природы М. М. Пришвин удачно назвал «весной света».
Проводив последний самолет, мы занялись оборудованием нашего лагеря. Место для него избрали на высоком берегу реки, в центре долины, метрах в ста пятидесяти от морского побережья. Поставили все три стационарные каркасные палатки. В одной из них разместились Слава со своим радиохозяйством — теперь единственный посредник между нами и тем большим и далеким миром, который простирался за пределами острова Беннета, Вениамин Михайлович, ставший по совместительству гляциологом, и я. Впоследствии эта палатка стала самой людной, шумной и жаркой. С утра в ней собирались все находившиеся в это время на базе островитяне завтракали, обедали, ужинали. Тут же находилась наша кухня; под ее сводом обрабатывали коллекции и мы с Вениамином Михайловичем. Во второй палатке жили неразлучные, как сиамские близнецы, геологи и Герман. Кстати, когда выяснилось, что Даня и Дима (Дмитрий Александрович) застряли у нас на все лето, они быстро перестроились, нашли для себя полезную работу и, конечно, были с радостью приняты нами, «коренными островитянами», в небольшой коллектив.
Во второй палатке, где стояли некоторые метеорологические приборы, было гораздо тише, не так жарко, занимались работой, требующей чистоты и сосредоточенности. В этом помещении чертились карты, писались дневники, «делал погоду» Герман.
В обеих жилых палатках стояли дачные кровати-раскладушки, грубоватые, но прочные, сколоченные на месте столы, чурбаки и вьючные ящики, столы, заменявшие стулья. Кровати не досталось одному Герману, и ему соорудили удобное ложе из длинного ящика и оленьих шкур.
Конструктором мебели и многих других изделий, облегчающих работу и сделанных из местных материалов, был Дима. У негр оказался необыкновенный и особенно ценный при нашей жизни на необитаемом острове талант и дар созидания необходимых предметов «из ничего». Благодаря Диме в палатках всегда были в исправности печи и трубы к ним, сконструированные из консервных банок (готовые трубы остались в Темпе). Его стараниями поддерживался порядок на базе и во время маршрутов. На прибрежной косе рядом с новым лагерем оказалось много плавника. Сразу же по переселении с купола мы перешли на печное отопление, оставив несколько баллонов газа про запас.
Третья палатка использовалась как склад. В ней мы поместили «солдат-мотор», хранили мешки и ящики с продовольствием, оборудованием, инструменты и другое имущество. В ней мы и мылись. В банные дни верх палатки отстегивался от пола и ставился над хорошо прогретой костром грудой камней. В нашей «бане» нагонялся пар до чудовищной температуры, и пока не остывали камни и не иссякал запас воды, она, по мнению наших знатоков, нисколько не уступала знаменитым московским Сандунам.