Летом у подножий ледников и со снежников берут начало многочисленные ручьи. Наиболее полноводный из них (в июле он с полным правом мог называться рекой) впадает в море в южной части острова; вблизи его устья располагался наш основной лагерь. Кроме того, на восточной оконечности острова находится и небольшое безымянное озерко, промерзающее зимой. В планы геологов теперь входил маршрут вокруг всего острова — по узкой прибрежной полосе, лишенной ледников. Предпринять такое путешествие следовало и мне. Подготовка к этому самому протяженному из маршрутов началась сразу же после переселения на берег моря. Однако он откладывался то из-за хозяйственных дел, то из-за погоды. Лишь когда в воздухе по-настоящему запахло весной, стало ясно, что тянуть дальше нельзя: начнется распутица, и тогда до осени путь будет закрыт.
Решили отправляться 21 июня. Накануне собрано и уложено в мешки все необходимое. Однако на этот раз опять подвела погода. Весь день по острову, цепляясь серыми липкими клочьями за камни, палатки, прибрежные торосы, полз туман еще невиданной густоты. Выйти в маршрут удалось лишь 22-го. И хотя утром временами тоже надвигались волны тумана, мы были непреклонны и решительно махнули рукой на превратности погоды.
С собой не взято ничего лишнего. В расчете на охоту, а следовательно и на подножный корм, кроме чая и соли, захвачено немного крупы, сухарей, галет, масла. И все-таки с приборами, спальными мешками (Даня с Димой брали на двоих один мешок), палаткой, патронами, ружьем и малокалиберной винтовкой на каждого пришлось килограммов по тридцать груза. Сверху к рюкзакам у меня с Димой были приторочены спальные мешки, а у Дани — ведро, взятое взамен маловместительного котелка или кастрюли, требующей слишком деликатного обращения.
Вышли рано утром, напутствуемые теплыми пожеланиями остававшихся дома Вениамина Михайловича, Германа и Славы. Через час после выхода, устроив на обтаявших каменных глыбах первый перекур, мы еще хорошо видели стоящие на бугре палатки и даже фигурку Германа, который совершал очередной обход метеорологической площадки. Вскоре наш лагерь скрылся за первой щебнистой грядой.
Вначале нам предстояло пересечь остров и выйти к его северному берегу. После этого мы намеревались повернуть к западу и обойти побережье в направлении, противоположном движению часовой стрелки. В восточной и южной частях острова, которые мы до этого успели осмотреть, не раз бывали люди. На большую же часть северного побережья человеческая нога еще не ступала. Это и придавало теперешнему маршруту особый интерес (много ли таких мест осталось на нашей планете!).
Сначала по россыпям базальтовых глыб идти было легко. Затем дорога пошла по припаю и узким галечниковым пляжам, местами тянувшимся вдоль прибрежных скал, и стала, по общему мнению, совсем плохая. Ноги по колено увязали в рыхлом раскисавшем снегу. На припае приходилось остерегаться трещин, которые образовывались у берегов за счет приливно-отливных колебаний уровня моря. В ясный, солнечный день эти трещины хорошо просвечивают под снегом. Однако при теперешнем неважном освещении и временами наползавших волнах тумана сплошь и рядом они обнаруживались только тогда, когда кто-нибудь из нас попадал в них ногой. Ходьба «ощупью» сильно утомляла и замедляла движение. Особенно доставалось тому, кто шел первым и, постоянно напрягая внимание, прощупывал и протаптывал дорогу.
Только к середине дня удалось добраться до крайней северной точки острова — мыса Надежды, сделав всего около шестнадцати километров. На прибрежных скалах во множестве гнездились чистики. Большие рои их, словно у гигантского улья, вились у мыса Надежды. Еще более возбужденные птицы громко свистели и подолгу преследовали друг друга в воздухе. Здешние чистики поражали чрезвычайной доверчивостью; на нас они почти не обращали внимания, и по пути часто удавалось сфотографировать их с расстояния всего одного-двух метров.
Кое-где на суше попадались обросшие лишайниками, полуистлевшие рога северных оленей, некогда обитавших на острове. Однако самой интересной находкой за этот день была большая гнездовая колония белых чаек, встреченная на скалах северного берега. Около сотни этих птиц, похожих на огромные снежные хлопья, то выныривая из туманной пелены, то вновь скрываясь в ней, с криками летали у вершин прибрежных базальтовых скал и подолгу сидели на них парами, тесно прижавшись друг к другу. Уже одно то, что птицы, разбившись на пары, упорно держались у одних и тех же скал, наводило на мысль о существовании тут гнездовых колоний белых чаек. Это предположение еще больше укрепилось после того, как мы стали очевидцами яростного преследования ими пролетавшего невдалеке бургомистра. Едва бургомистр показался из-за ближайшего мыса, как навстречу ему, сорвавшись со скал, бросилась стая чаек. Бургомистр мгновенно «утонул» в плотном облачке окруживших его птиц. Только по движению всей стаи можно было догадываться, что бургомистру основательно достается от преследователей и что он мечется из стороны в сторону, то взлетая вверх, то совсем прижимаясь к прибрежным льдам. Лишь тогда, когда незваного гостя отогнали далеко в море и он скрылся за торосами, возбужденные чайки вернулись к облюбованным ими скалам. Чтобы окончательно убедиться в верности нашего предположения, нужно добраться до самых гнезд. Однако сейчас они (или, во всяком случае, места, на которых сидели чайки) недостижимы: подняться по обледеневшим отвесным скалам, не имея хорошей веревки, невозможно.