Даня не выпускает из рук геологического молотка, насаженного на длинную рукоятку. Он то карабкается по скалистой стенке и, как дятел, настойчиво долбит острым стальным клювом отдельные слои утеса, то сокрушает какой-нибудь камень, лежащий среди россыпи. Удары молотка о камень слышны постоянно. Если Дане удается напасть на отпечаток моллюска в породе, он надолго задерживается на этом месте.
В Даниных и моих интересах немало общего. И его и меня интересуют главным образом животные. Только Даня ищет на камнях следы животных, живших миллионы лет назад, как правило уже исчезнувших с нашей планеты. Они помогают выяснить природные условия прошлых геологических эпох, причины возникновения острова.
Я интересуюсь современной жизнью. Хочется узнать, кто из животных и как приспособился к обитанию в условиях чрезвычайно короткого и сурового лета, бедной кормами суши. Птица, вспорхнувшая из-под ног или пролетевшая мимо, найденное гнездо часто отвлекают меня в сторону от нашего пути, а иногда надолго задерживают на одном месте. Слава время от времени оборачивается и, увидев, что мы с Даней безнадежно застряли где-то далеко позади, сбрасывает с плеч мешок и с удобством располагается среди нагретых солнцем каменных глыб.
Так незаметно доходим до обрывистых берегов полуострова Эммелины. Дальше к мысу есть только одна дорога — по залитому водой, посеревшему ноздреватому припаю. Лед здесь уже ненадежен. То тут, то там выделяются подозрительные темные участки, которые, по всей вероятности, не выдержат тяжести человеческого тела.
Впрочем, мы и не собираемся испытывать эти места. В том, что припай стал рыхлым и непрочным, мы достаточно убедились во время предыдущего весеннего маршрута. Движение теперь сильно замедлилось. Через несколько шагов встречаются промытые водой широкие каналы — углубления среди торосов, заполненные полужидкой смесью воды и снега. Обходя препятствия, то и дело приходится забираться на нижние террасы прибрежных скал, выходить далеко на лед к краям полыней.
Однако хорошая погода, ставшая с начала лета на нашем острове редким гостем, скрашивает эти неудобства. Радуют и бодрят синева ясного неба, «теплые» красноватые оттенки скал, освещенных солнцем, разноцветные пятна радуги, висящей над шумными водопадами. Горизонт сегодня отодвинут очень далеко, и трудно различить действительную границу между небом и морем.
Но вот мы уже недалеко от цели. Все чаще встречают и «приветствуют» нас хриплыми криками бургомистры, визгливо «переругиваясь» на лету, стайками проносятся моевки. Это начало птичьего базара мыса Эммелины. Преодолеваем последние гряды торосов и с облегчением сбрасываем рюкзаки, порядком оттянувшие плечи, на сухую прибрежную гальку.
Пока Даня и Слава ставят палатку, я собираю вдоль берега моря мелкие сухие дрова для костра. Неожиданно мое внимание привлекает стайка каких-то незнакомых небольших птиц, строением и полетом похожих на чаек. Забыв о дровах, направляюсь к ним. Птицы держатся у небольшой прибрежной лужи на льду. С необыкновенной легкостью и изяществом они то повисают над водой, что-то схватывая с ее поверхности и часто взмахивая при этом крыльями, то взмывают вверх и плавно скользят над зазубренными вершинами торосов. Расстояние до птиц все сокращается, однако определить их вид я не могу. Ясно одно: с ними я еще ни разу в жизни не встречался. Две из них пролетают совсем близко от меня. Птицы движутся на фоне высокого тороса и по-прежнему остаются для меня загадкой. Но вот они оказались на фоне неба и неожиданно преобразились. В их оперении вдруг явственно вспыхнул очень нежный, но насыщенный розовый цвет. Так это же розовые чайки! Теперь уже бросаются в глаза и узкие черные ожерелья на шеях птиц и другие особенности их строения и окраски, а главное розовая окраска низа, к передней части тела.
Сказать, что меня обрадовала эта встреча, было бы неверно. Скорее, она ошеломила. И не только потому, что розовые чайки очень редки и мало кому из зоологов удавалось наблюдать их вот так, как сейчас мне, с очень близкого расстояния. Птицы действительно необыкновенны и походят на какие-то сказочные цветы, повисшие в воздухе, то раскрывающие, то вновь сжимающие свои чудесно окрашенные лепестки. Подойдя к чайкам почти вплотную, я присел и замер. Немного времени спустя за моей спиной послышались чьи-то шаги; обернувшись, я увидел Даню. По всей вероятности, целью его прихода были дрова, но, подойдя ближе и тоже увидев птиц, Даня неслышно опустился рядом со мной на гальку и также погрузился в молчаливое созерцание замечательной картины.