Однако поморники действовали иначе. Они зорко наблюдали за кормящимися моевками, и стоило одной из них схватить рыбью голову или целую сайку, как поморник бросался к чайке, отнимал у нее добычу и, получив тот же корм в виде трофея, съедал его.
Сначала мы собирались также двинуться вдоль северного берега полуострова и посмотреть, насколько проходим там припай. Однако погода продолжала портиться. С неба полилась какая-то мокрая, липкая каша полуснега-полудождя, видимость сократилась до нескольких метров, поверхность моря в полынье стала казаться совсем черной. Мокнуть без надобности не хотелось, мы вернулись в лагерь и забрались в палатку, где уже посапывал в своем мешке Слава.
Два следующих дня не принесли ничего утешительного. Думалось, что более мерзкой погоды уже не бывает, но тем не менее она непрерывно ухудшалась. Температура воздуха держалась около нуля, не переставая шел густой мокрый снег. О работе на скалах, ради чего мы сюда пришли, не могло быть и речи. На карнизах в такую погоду скользко, руки быстро коченеют, ватники напитываются влагой и становятся совершенно «неподъемными».
Теперь стали особенно очевидными многочисленные достоинства нашей палатки. Ее легкость и портативность были известны раньше. Теперь же она с честью вынесла новое испытание и оказалась совершенно непромокаемой.
На двое суток непогода загнала нас под тонкую полотняную крышу. Нудны и томительно долги эти часы вынужденного безделья. О крышу и стенки палатки однообразно и беспрерывно шуршит снег. Высота нашего жилища такова, что в нем можно только лежать или сидеть, согнувшись «в три погибели». По очереди кто-нибудь выползает «на улицу», чтобы заняться приготовлением обеда. Это сделать нелегко. Мокрый снег залепляет глаза, набивается за шиворот. Дрова, разбросанные по косе, скрыты под слоем снега, и собирать их приходится на ощупь, без разбора. Костер разгорается плохо, и то лишь после того, как удается найти сухую чурку и превратить ее с помощью ножа в груду стружек.
Обедаем в палатке, не вылезая из спальных мешков. В перерывах между сном, порядком отлежав на гальке бока, мы с Даней (в который раз) достаем дневники и приводим в порядок записи, а Слава снова и снова берется чистить карабин или ружье, пытаясь вернуть им давно утраченный блеск.
7 июля с утра заметно похолодало, пошел сухой редкий снег, видимость возросла до нескольких сотен метров. На скалах работать все еще невозможно, но для обратного пути погода приемлема. Посовещавшись, решаем не тратить больше времени понапрасну и отправиться домой, с тем чтобы вновь побывать на мысе Эммелины при хорошей погоде.
На обратном пути с трудом узнаем знакомые места. Все бело, снег лежит сплошным десяти-двенадцатисантиметровым слоем. Лето как будто и не приходило.
16 июля вместе с Даней и Вениамином Михайловичем мы вышли в следующий маршрут. На этот раз наш путь лежал в оазис, который так приветливо встретил нас весной и вновь обещал много интересного для геолога, географа и зоолога.
Начало путешествия опять совпало с хорошей погодой. С утра стоял полный штиль, временами проглядывало солнце. Купол Ледника, Наконец, очистился от тумана и необыкновенно «похорошел». Склоны его — где голубые, где синие — светились теперь каким-то глубоким внутренним светом. После сильного и продолжительного похолодания день казался жарким, хотя с утра Герман намерил в воздухе только полградуса тепла. Несмотря на свежий снег, лежащий в россыпях и низинах, идти было легко.
Первый привал устроили у подножия тех скал, на которых весной держалась большая стая белых чаек. Птиц здесь осталось не больше десятка. Они сидят по-прежнему на совершенно недоступных карнизах и вершинах базальтовых столбов. На этот раз мы захватили с собой прочную капроновую веревку, но она не принесла пользы: ни снизу, ни сверху подобраться к птицам невозможно. Несомненно, что если птицы сейчас и гнездятся здесь, то лишь в очень небольшом количестве. Очевидно, нынешний год оказался неблагоприятным для размножения всех чаек, обитающих на острове. Даже у бургомистров, как выяснилось неделю тому назад на мысе Эммелины, гнезда в этом году пустуют, и эти птицы, так же как и моевки, лишь «делают вид», что насиживают яйца. Поведение белых чаек лишний раз подтверждает наше предположение.