А что, если тут он тоже не сумеет подняться и, голодный, безоружный, промокший, без палатки, вернется в оазис пережидать непогоду? И мы решили провести в долинке еще полсуток-сутки на случай возможного возвращения геоморфолога к старому лагерю.
На этот раз палатка была разбита более удачно, под укрытием крутых и высоких прибрежных скал, ветер не трепал ее с такой силой, как на открытой косе.
Я успел сходить к ближайшей колонии чистиков и принести на обед несколько птиц. Их сварили и поели, оставив мясо и суп на долю Вениамина Михайловича. Подсушили над костром спальные мешки, попили чаю, а наш спутник все не появлялся.
Туман почти разошелся. По очереди мы поднимались на ближайшие россыпи каменных глыб, смотрели, кричали, но бесполезно. Тревога за судьбу товарища росла, пришлось здесь заночевать.
Рано утром, на этот раз отдохнувшие в сухих спальных мешках, наскоро разделавшись с остатками чистикового супа, мы пошли к базе, то и дело отклоняясь от основного пути в сторону для поисков следов Вениамина Михайловича. Туман кончился, временами проглядывало солнце, стихал и ветер. Подъем на ледник показался теперь не таким тяжелым.
Наконец-то! На поверхности снежника — отпечатки еще не сбившихся каблуков. Это следы только геоморфолога. Отпечатки каблуков любого из нас имеют особые приметы, и после частых совместных маршрутов каждый без труда мог определить, чьи следы ему встретились. Даня, например, при ходьбе ставит ногу носком наружу, мы с Димой, наоборот, слегка косолапим, и наши носки обращены внутрь. У нас троих сапоги сильно стоптаны. Вениамину Михайловичу и Герману повезло больше: ноги у них небольшие, и на их долю досталось по две пары сапог — кожаных и резиновых. Поэтому каблуки их еще сохранили первоначальную форму и острые края. Есть, конечно, различия и в их следах. Герман на ходу шаркает ногами, «везет» сапогом по земле. Вениамин Михайлович ступает нормально, и носки его направлены прямо вперед. Теперь, когда следы нашего геоморфолога нашлись, мы с Даней почувствовали заметное облегчение и, не теряя их из вида, ускорили шаг.
Последним испытанием, выпавшим на пути домой, была сильная гололедица, застигнувшая нас у подножия купола ледника. Пошел мелкий дождь, и капли его, осаждаясь на камнях, рюкзаках, шапках, куртках, брюках, тотчас же замерзали. Дорога быстро превратилась в неровный, но очень скользкий каток, движения рук и ног, скованных ледяной коркой, заметно затруднились. Когда мы спускались с плато в долину, к нашей базе, лед покрывал камни уже двух-трехсантимет-ровым гладким, прозрачным слоем.
Но вот гололедица осталась позади. Внизу, в долине, идет дождь, однако вода здесь уже не замерзает, а струйками сбегает с камней, скрываясь глубоко в россыпях. Поворот, еще поворот — и неожиданно показываются наши палатки. Следы Вениамина Михайловича уверенно тянутся к ним.
Последние опасения за судьбу товарища исчезают. Он жив и уже дома. Оказалось, что действительно, решив не подниматься на ледник, он обошел его стороной и уже накануне вернулся на базу.
А где же лето?
Начинался август, но настоящее лето не приходило. Больше того, погода стала заметно ухудшаться. Если не принимать в расчет оазис, где лето давно было в разгаре, температура воздуха на острове теперь лишь изредка поднималась выше нуля. Ночью же, как правило, подмораживало. Часто шел снег, то сухой, то мокрый, с дождем. Снег, выпавший 7 июля сплошным десяти-двенадцатисантиметровым слоем, продержался больше недели. 12, 20 и 21 июля температура воздуха падала ночью до —6°. 6 и 7 августа она вообще не поднималась выше —3°. Опять выпадал снег, покрывший землю сплошным пяти-восьмисантиметровым слоем. Ледяные корки на лужах стали обычным явлением. К такой погоде все мы настолько привыкли, что даже при самом небольшом потеплении шла в ход избитая шутка: «Жара сегодня, как в Сочи». Однако надежды на лето и изменение погоды еще теплились.
Больше нашего в тепле нуждались растения. В середине июля листики стелющихся ив развернулись лишь наполовину. На этом развитие их приостановилось: ничего похожего на цветение кустарничка не замечалось. Лето оказалось слишком суровым даже для таких неприхотливых растений, как полярные маки. После заморозков 21 и 22 июля их цветы потемнели и опали. Над кустиками зеленых листьев остались торчать лишь жалкие обломки стебельков.
Такое лето, конечно, не благоприятствовало и животным. Стало ясно, что чайки, в том числе и особенно интересующие меня белые чайки, не смогут отложить в этом году яиц. При заморозках погибали птенцы и у тех птиц, которые смогли начать гнездование.