– Жить, – вдруг сказал Арт, да таким голосом, словно взрослый. Я оглянулся и спросил:
– А ты?
– А что я? – Серый то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает. Порой мне было сложно считать его реакцию, он вообще казался мне не таким как все. Наверное, поэтому дружбу с этим засранцем я особенно ценил.
– Будет сложно, – сглотнув, прошептал я. Представил внезапно, что его и правда может однажды не стать. Не будет больше этих глупых нравоучений или тупых шуток. Никто не заставит меня надеть капюшон, когда пойдет дождь. Никто не сядет рядом под горкой, куда я иногда прятался, в попытке скрыть грусть. Не будет подзатыльника или просьбы соорудить из коробки дом для дворовой собаки. И это ледянка… позади никого не окажется… Я не буду больше садиться вперед, чтобы Серега не пострадал при падении. Не буду возвращаться домой дворами, хотя эта дорога совсем не ведет в мою сторону. Не буду тайно запугивать придурков-одноклассников Сереги, которые посмели его обидеть. Он всегда считал, что я не должен за него заступаться, ведь это не по-мужски. Не буду читать очередную скучную книгу, лишь бы подбодрить лучшего друга, который снова пропускает школу из-за очередного сердечного приступа. Не пойду вместо уроков сидеть под окнами больницы, где Серый проходит очередное обследование. Не придется сдавать за компанию кровь, потому что кое-кто до жути боится крови, и всячески пытается это скрывать.
Черт… Мне стало так дурно от этих мыслей. Притом настолько, что к глазам подкатили слезы. Стыд накрыл волной, пацан же, какого черта, веду себя как девчонка. Прикусив щеку изнутри, и несколько раз сморгнув, я оттолкнулся ногами, и мы поехали вниз по склону.
Нас занесло… Арт пытался завалиться, чтобы остановить проклятую ледянку. Я тоже не терял времени, выставил ноги вперед и изо всех сил тормозил. Но почему-то у нас ничего не получалось, скорость не спадала. Тогда я закрыл глаза, наверное, больше от безысходности и перестал тормозить. Мысленно готовился, что финиш закончится плохо…
– Яр! – вдруг раздалось эхом. – Яр! Ну же! Ты чего? Не сдавайся! – голос Серого напоминал разряд дефибриллятора. Электрический импульс достигал моего сердца с нарастанием, словно пытался вернуть к жизни.
Я резко распахнул глаза, заснеженная трасса до сих пор кружилась, мои руки почему-то не держали руль. Почему же я отпустил его?
“Не сдавайся”, – уверенно твердил голос Арта где-то в моем сознании.
– Твою мать! – закричал на весь салон я, ощущая себя тем еще придурком. У меня было так много причин не сдаваться: Лина, ее улыбка, наше общее будущее, да и Серый. Он же мне как брат! Ему нельзя ни в коем случае нервничать, как же этот чертяга перенесет мою кончину? Нет-нет-нет! Я не могу, мне нельзя умирать.
С этими мыслями руки сами потянулись к рулю, я крепко сжал его и пытался начать дрифтовать. Это был единственный способ выкарабкаться из пучины ада, иначе не получится, не на этой трассе. Я делал все возможное, понимая, что у меня тут настоящая русская рулетка, где шансов на победу ничтожно мало. Но каким-то чудом, машина все-таки поддалась на мои уговоры. Одно колесо, конечно, занесло, оно повисло над обрывом, зато остальные находились на земле-матушке.
Дыхание у меня сбилось, я до сих пор не мог поверить, что больше нет круговорота карусели. Фары почему-то погасли, наверное, случайно задел выключатель, пока пытался остановиться. Глянув в зеркало заднего виду, я заметил, что Андрея позади нет. Он поехал навстречу своей победе, оставив меня здесь, в числе проигравших.
Несколько минут я молча сидел, пытаясь привести себя в чувства. Потом понял, лучше от греха выйти, а то еще не дай бог кувыркается машина в овраг.
Кое-как отстегнув ремень безопасности, предварительно поблагодарив его за спасение, я вышел на улицу. Вдохнул поглубже, ощущая как морозный воздух проникает в легкие, скользит по каждой клеточке. Губ коснулась улыбка, кажется, на этом все закончится. Андрей выиграл или выиграет через пару минут, он больше не будет меня преследовать с этим ужасным выражением лица.
Подняв голову к небу, я подставил ладонь: маленькая одинокая снежинка медленно приземлилась мне в руку.
– Яр! – прозвучал за спиной голос Лины. Я не успел опомниться, как она уже прильнула к моей груди, обвив руками вокруг шеи. – Господи, Громов! Ну что ты за дурак! Какой же дурак!
– Что ты… Абрамова, – кое-как я отодвинул Ангелину, всматриваясь в ее глаза, красные от скопившихся слез. Мне стало не по себе, стыдно, что из-за меня она вот-вот расплачется, а может уже плакала. Я даже толком не понял, как Лина здесь оказалась, когда приехала, откуда узнала…