Она подняла утюг и попробовала, не остыл ли он. Затем их взгляды встретились, и в глубине ее больших серых глаз он заметил растерянность.
— Я хочу учиться в Граце, — сказала она спокойным тоном. — Почему мое желание должно измениться?
— Конечно, нет, — согласился он. — В особенности если вы обеспечены материально.
— Я получила от моего дяди немного денег. На первое время хватит, а потом…
— Потом?
Она отставила утюг.
— Господин обер-комиссар, — сказала она недовольным тоном. — Я не знаю, почему вас это так интересует. По-видимому, я должна вступить в права наследования, и освободить вас от забот обо мне.
Шельбаум покачал головой.
— Не знаю, как скоро это получится… Вам придется ждать до окончания следствия. Если вы попадете в трудное положение, суд может принять решение о выплате вам незначительной суммы. Но я бы на это не рассчитывал.
— До этого не дойдет, — возразила Карин. — Фрау Ковалова обещала помощь, да и господин Фазольд тоже.
— У вас уже был господин Фазольд?
— Да, сегодня утром. — Она что-то вдруг вспомнила. — Между прочим, случилось нечто любопытное. Господин Фазольд еще вчера утром узнал о… о несчастье, когда он был у фрау Коваловой. Ей позвонили…
— Да, об этом она и нам сказала. От этого Деттмара, который исчез.
— Деттмара? — повторила Карин. — Нет, в присутствии Фазольда она утверждала, будто ей позвонила я.
— Вы? — Шельбаум подался вперед.
— В этот момент я вообще о ней не думала, — продолжала Карин. — Под присягой могу заявить, что это была не я.
— Как она объяснила свое появление у вас?
— Об этом мы не говорили.
— Вы сообщили господину Фазольду, что это звонили не вы?
— Естественно. — Карин обеспокоенно посмотрела на него. — Я не знаю, что и подумать об этом. Господин Фазольд рассердился и даже ругал фрау Ковалову. Мне думается, что в таких случаях нельзя поступать так легкомысленно.
— Не мог ли господин Фазольд перепутать? — спросил Шельбаум. — Возможно, фрау Ковалова действительно имела в виду господина Деттмара.
— Мне не показалось. Но я плохая хозяйка, — сказала она и поднялась. — Позвольте предложить вам чашечку кофе? Я и сама охотно выпью.
Она прониклась симпатией к обер-комиссару. Последние два дня были наполнены тревогой. Разговоры с Анной не приносили ей удовлетворения, Петер же целыми днями работал в институте.
Шельбаум не отказался.
Она вышла. Шельбаум достал из кармана фотографию и принялся ее рассматривать. Когда Карин вернулась через несколько минут, он что-то записывал в свой блокнот.
Налив кофе, Карин взяла фотоснимок.
— Что это такое?
Шельбаум сделал маленький глоток.
— Всего лишь причальные мостки. На досках пятна краски. Поскольку ваш дядя одним ботинком наступил на желтую краску, то она оказалась и на досках. Мы сфотографировали эти следы.
— Для чего?
— Они могут дать представление о последних мгновениях жизни вашего дяди, — ответил Шельбаум. — Но здесь я заметил нечто такое, что не совсем понимаю…
Карин посмотрела на него вопросительно.
— В конце мостков шаги его слишком широки, — сказал Шельбаум.
— Что это значит?
— Сам не понимаю, — рассеянно ответил Шельбаум. — У вас нет рулетки, фрейлейн Фридеман? Я хотел бы еще раз произвести замер.
— Конечно, есть, в моей шкатулке для рукоделия. Я сейчас принесу. Позвольте вас сопровождать?…
Шельбаум отечески рассмеялся.
— Если вы не слишком возбуждены…
— Где же лодки? — спросил обер-комиссар, когда они спустились к Старому Дунаю.
— Сегодня утром садовник отогнал их на лодочную станцию.
Они прошли на мостки. Несмотря на множество любопытных, побывавших здесь, следы краски были еще заметны. Шельбаум замерил расстояния между пятнами и сравнил их с цифрами, напечатанными на фотоснимке. Они совпадали.
— Все точно, — мрачно сказал он. — Свою работу они вы полнили добросовестно.
Когда они поднимались наверх к вилле, Шельбаум размышлял над проблемами, которые предстояло разрешить. Для себя он их сформулировал так. Первая: было ли это самоубийство? Вторая: кто погиб первым, Фридеман или его жена? Само собой, напрашивался еще один вопрос: какая связь существует между двумя смертями?
— Вы так и не знаете, что это был за ключик, который ваш дядя носил в кармане отдельно от других? — спросил он.
— К сожалению, не имею ни малейшего представления.