Бесполезный разговор, она это предчувствовала. Так будет продолжаться и дальше, пока она не износится и не состарится. Придется написать в Вольсберг, что с женитьбой ничего не получается. Возможно, он будет ее уговаривать, а может, и нет. Для своей лавки он, конечно, найдет и другую.
Хеттерле с ненавистью посмотрела на Вальтера и вышла из комнаты. Фридеман захохотал ей вслед и направился в прихожую. С улицы как раз входила Карин.
— Принцесса соизволила явиться? — встретил он ее.
— Раньше я была Лизе не нужна, — ответила Карин.
Она всегда старалась, чтобы между нею и ее дядей не возникало осложнений. Его отношение к ней было, крайне неровным. Бывали моменты, когда она считала, что он настроен хорошо, временами казалось, что он ее просто не выносит. В последние недели его антипатия явно усилилась, и все старания найти с ним общий язык были напрасны.
— Ты, кажется, берешь пример с тети, — сказал Фридеман.
— Как это понимать?
Не ответив, он отвернулся и пошел на второй этаж.
— Шторы можно поднять, — сказала женщина и выключила настольную лампу.
Положив трубку на подоконник, мужчина подтянул шнур. На затемненной половине веранды появились письменный стол, этажерка с папками и бумажными свертками, небольшой шкаф и рабочий стол, на котором стоял фотоувеличитель. Чертежи и наброски афиш на стенах, рисунки на столах свидетельствовали о том, что веранда принадлежала художнику.
Не обращая внимания на женщину, мужчина сел за письменный стол, подперев руками свою крупную голову.
— Если тебе нечего делать, — невозмутимо произнесла женщина, — то будь добр, застегни мне «молнию».
Мужчина неохотно поднялся, подошел и застегнул ей платье.
— Страстным любовником тебя не назовешь, — сказала она с издевкой. — Наверное, я тебе надоела.
— Я тебя не принуждал стать моей любовницей.
— Ты прав, этого не было. Я сама была дурочкой. До сих пор не пойму, как я оказалась у тебя.
— Любовь — как ты раньше утверждала.
— Не будь глупцом, — сказала она с раздражением, проводя карандашом по дугам бровей.
— Тебе все точно известно.
— Естественно, я хотела отомстить мужу.
— Не лучше ли подсыпать Хеттерле в кофе цианистый калий?
— Почему Хеттерле? — Она удивленно посмотрела на него. — Ах да, потому что он иногда заползает к ней в постель. С ней прощаю. С другими нет.
Фазольд подошел к ней.
— Почему ты его не бросишь, Дора?
— Не знаю. Возможно, из-за удобства. Ведь я все имею. Прикажешь начинать сначала? Но главное, это желание получить реванш. Ты бы мог тоже уйти. Почему ты этого не делаешь?
— Не надо смеяться, Дора. Ты ведь точно знаешь, что я этого не могу сделать. Тогда я буду так же стремиться к реваншу, как и ты.
— Имеешь в виду свою месть, — сказала она, улыбаясь. — Твоя месть — это я.
Фазольд пожал плечами.
— Это твое толкование, Дора. Но мщение не может длиться бесконечно. Однажды ему приходит конец.
Она засмеялась.
— Другими словами, ты трусишь. Сознавайся, Вернер Фазольд, что ты боишься.
Художник возбужденно наклонился к ней.
— Я ничего не боюсь. Кого я должен бояться? Не твоего ли мужа? Если я о нем выложу…
— Отойди с этой отвратительно воняющей трубкой! Так-таки не боишься? Прекрасно. Тогда я сейчас позвоню Фридеману и скажу ему, что я у тебя.
Невольно он бросил взгляд а окно на противоположный берег Старого Дуная, где за деревьями скрывалась вилла Фридемана. Затем он перевел взгляд на Дору, схватившую телефонную трубку. Он быстро нажал на рычаг.
— Ты с ума сошла!
— Все-таки боишься, — сказала она с издевкой.
Он отпустил рычаг.
— Поступай как знаешь, — сказал он зло.
Набирая номер телефона своей виллы, она наблюдала за Фазольдом с язвительной улыбкой.
Нервно покусывая губы, он хотел снова нажать на рычаг, но насмешка, таившаяся в ее глазах, остановила его.
— Это ты, Анна? — говорила Дора в трубку. — Мой супруг дома? Скажите фрейлейн Хеттерле, я приду несколько позже. Пусть не забудет приготовить рогалики.
Кладя трубку, она отметила, что Фазольд облегченно вздохнул.
— Ты действительно поверил, что я могу сказать Вальтеру, где нахожусь? — спросила она. — Я еще не спятила. Если бы ты видел, каким он может быть…
— Могу представить.
— Тогда ты также можешь представить, что может случиться.
Фазольд поскреб свой огромный череп мундштуком потухшей трубки.
— Не понимаю, почему он так ревнует.