Обер-комиссар, казалось, хотел что-то еще спросить, но воздержался.
— Следовательно, вы знаете Фридемана с сорок второго года, — произнес он. — Не заметили ли вы за эти годы каких либо изменений в нем?
Фазольд положил трубку на письменный стол.
— Разве мы все не меняемся с течением времени? — спросил он, в свою очередь. — Двадцать лет назад мы думали так, а сегодня думаем иначе.
— Если я вас правильно понял, то вы не отрицаете изменений, происшедших с Фридеманом.
— Согласен, — подтвердил Фазольд. — В концлагерь он попал как левый радикал. В конце концов он понял, что политика ничего ему не дает, и с головой ушел в свои дела.
— С организациями, которые считаются правыми, — добавил Шельбаум.
— Возможно, и с такими, — сказал Фазольд.
Шельбауму показался странным безразличный тон, которым Фазольд рассказывал о своих страданиях в концлагере. Сам он не мог думать без горькой обиды обо всем, что ему пришлось там пережить. Если Фазольд так относится к своим переживаниям, значит, он бесхарактерный человек, или его развратили условия, в которых он живет теперь.
— Один вопрос в связи с вечеринкой, которая так неожиданно была прервана. Знали ли вы, что Деттмар оставался в доме после всех?
— Конечно, — ответил Фазольд. — Я его привел, чтобы он смог поговорить с Вальтером. Но для разговора сначала не представилось возможности. Когда мы все ушли, он скрытно пробрался в рабочий кабинет Вальтера. Об этом он предупредил заранее. Что случилось потом, я, естественно, не знаю.
— Возникла довольно странная путаница, — продолжал Шельбаум. — Фрейлейн Фридеман сказала нам, что будто бы от фрау Коваловой вы узнали, что о совершенном убийстве ей сообщила фрейлейн Фридеман. Но фрау Ковалова уверяет, будто об этом ей по телефону сказал Деттмар. Как же было в действительности?
— Я ошибся, — признался Фазольд, нервно крутя трубку. — Фрау Коваловой позвонил Деттмар.
— Но фрау Ковалова вместе с тем сообщила, что, когда ей позвонили, вас уже не было.
На дряблом лице Фазольда читалось смятение.
— Нет, нет, я был у нее.
— Мы это еще уточним, — сказал Шельбаум, поднимаясь.
Когда обер-комиссар и Маффи вышли из дома, начал моросить дождь.
— Пройдя концлагерь, этот Фазольд совсем не поумнел, — вслух размышлял Шельбаум. — Примечательно, что он утаил от нас нечто такое, что не имеет ничего общего с делом Фридемана. Вы знаете, чем в действительности занимались люди его профессии в концлагере Заксенхаузен?
Они сели в автомашину.
— Изготовляли фальшивые фунты и доллары, — произнес он, помолчав некоторое время. — Таким образом нацисты думали подорвать эти валюты во время войны.
В длинной, окрашенной белой краской приемной на первом этаже здания, где размещалась комиссия по делам иностранцев, Нидл снял шапку и осмотрелся. «Должно, быть, та дверь, что справа», — подумал он. Вывеска на двери гласила: «Входить по одному, и только после вызова! Стучать запрещается!» Прочитав надпись с презрительным сопением, Нидл нажал на дверную ручку и вошел. Через очки, сползшие на кончик носа, на него смотрело лицо, напоминавшее выжатый лимон. Термос и пергаментная бумага на столе говорили о том, что хозяину комнаты помешали завтракать.
— Не понимаете по-немецки?
— Почему же, — возразил Нидл. — Но как узнать, когда можно войти, если нельзя постучать?
— Когда у меня есть время, то я вызываю сам. Подождите там, снаружи.
— Не могу. У меня не так много времени, — пояснил инспектор.
— Да ведь это же!.. — Побагровев от гнева, чиновник выскочил из-за письменного стола.
— Терпение, коллега, — сказал Нидл, переходя на серьезный тон. — Я из уголовной полиции.
Чиновник мгновенно утихомирился.
— Мне нужна справка об одной иностранке, которая живет в Вене, — сказал Нидл и сел, не дожидаясь приглашения. — Звать ее Нина Ковалова, она владеет «Черкесским баром» на Бертлгассе.
— Что вы хотите знать об этой даме?
Чиновник вскочил, пододвинул лестницу к шкафу, поднялся по ней и тут же спустился с розовой карточкой в руках.
— Любопытно, — сказал он, — никаких конкретных данных. Только пометка тайной полиции об изъятии.
— Вы и есть тайная полиция? — удивился Нидл.
— Да, но эта карточка, как видите, не у меня. Я не знаю, где она. Попытайтесь поискать на Цедлицгассе.