Кёрнер сидел за столом. Увидев рядом с инспектором Шельбаума, он явно забеспокоился.
— Почему вы пришли не один? — сдавленным голосом спросил Кёрнер инспектора.
— Обер-комиссар вас не скушает, — проворчал Нидл, — Вы же его знаете. Лучше, если мы покончим с делом тут же на месте.
Ловкий, казалось, еще не совсем пришел в себя, когда Шельбаум постучал по столу и нетерпеливо спросил:
— Что вы знаете о Фридемане? Не темните, выкладывайте быстрее.
— Я вообще ничего не знаю, — торопливо ответил Ловкий.
Инспектор угрожающе посмотрел на него.
— Меня послал друг, я могу доложить только то, что рассказывал он, и…
Шельбаум кивнул.
— Понятно. Начинайте.
Кёрнер рассказал о поручении, полученном его другом от некоего Ритцбергера, касавшемся кражи со взломом в кредитном бюро. «Ага, — подумал Шельбаум, — поэтому-то он и говорит о себе в третьем лице»
— Вы… ваш друг знает о содержимом папки? — спросил Шельбаум.
Ловкий кратко описал содержимое папки, и обер-комиссар легко нашел подтверждение своей догадки, что в основе кражи со взломом лежали политические мотивы. Только ССА мог быть заинтересован в том, чтобы исчез компрометирующий материал. Кёрнер приступил к рассказу о встрече с Ритцбергером на Южнотирольской площади. Когда он упомянул о полицейском жетоне, предъявленном компаньоном Ритцбергера, инспектор чуть не подскочил, но Шельбаум спокойно остановил его.
— Номер? — коротко спросил он.
— Мой друг, к сожалению, не заметил, — сказал Ловкий. — Но жетон был настоящим.
— Знает ваш друг этих двух?
Кёрнер отрицательно покачал головой.
— Почему вы… ваш друг обращается к нам? — спросил Шельбаум.
Ловкий мстительно произнес:
— Если такие субъекты выдают себя за полицейских, то разве вы не заинтересованы положить конец их проделкам?
Шельбаум отпил глоток вина из бокала, который поставил перед ним хозяин. С улыбкой он наблюдал за Кёрнером.
— Это наше дело, — сказал он, отставляя бокал. — Но если мы дадим делу ход, то ваш друг вынужден будет дать показания и против себя.
Ловкий тяжело задышал.
— Он это сделает, я его знаю.
— Поговорите с ним еще раз, — посоветовал Шельбаум. — И тогда дайте нам знать. Но он должен хорошо поразмыслить. Дело может иметь последствия, о которых он даже не помышляет.
— Я мог бы сейчас…
Движением руки Шельбаум оборвал его на полуфразе.
— Позвоните мне, — сказал он, вставая и кладя кредитный билет на стол. — Пойдемте, Алоис.
Когда они вышли на улицу, инспектор спросил:
— Не прихватить ли вам его с собой? Ведь это он совершил кражу со взломом…
— Тогда бы вы крепко разочаровали его друга, — с улыбкой сказал Шельбаум.
— Но мы же знаем…
— Достаточно ли подозрения для ареста, мы должны решить сами, — спокойно сказал обер-комиссар. — Для меня оно было недостаточным.
— Я понимаю, — сказал Нидл. Ему было ясно, чего не хотел Шельбаум.
— Он не имеет понятия, на что идет, — сказал Шельбаум. — За всем этим прячется ССА, а он не потерпит, чтобы ему напакостил какой-то мелкий жулик.
— Но полицейский жетон, — возразил Нидл. — Вы думаете, он был настоящим?
— Вполне возможно, — мрачно произнес обер-комиссар. — Если член ССА находится на полицейской службе, то для такого дела он может одолжить свой жетон.
— Не думаете ли вы, что настоящий служащий криминальной полиции?… — с недоверием вскричал Нидл.
— О, нет, — жестко произнес Шельбаум. — Это было бы довольно рискованно. Только одолжил. Если бы Кёрнер опознал номер, то истинный владелец жетона с легкостью мог бы доказать, что он, по-видимому, ошибается. Ведь его никто не видел на Южнотирольской площади, а служебный жетон из рук никто не выпускает. Но Кёрнер, по-видимому, частично прав. Этот мнимый Ритабергер мог — судя по его повадке — уже раньше иметь дело с нами. Возможно, не здесь, в Вене, а в Линце или Зальцбурге. И там он мог быть взят на заметку по какому-то нечистому делу. О нем мы вскоре получим сведения, как только ваш друг вновь даст о себе знать.
— Если даст…
— Несомненно, даст, — сказал Шельбаум. — Я чуть было не сказал: к сожалению. Не из-за свинства, которым мы затем должны будем заниматься, на это не стоит обращать внимания, а из-за этого парня.
Они миновали подземный переход электрички и остановились. На прощание Шельбаум подал руку инспектору и недовольным тоном сказал: