Она полезла в мамину сумочку и вытащила пудреницу. К крышке пудреницы была прилеплена жвачка. Мариэтта припудрила замызганной пуховкой свой крохотный носик, хоть в этом не было нужды, и ноздри у нее стали как будто в муке. Но я промолчала.
– Не говори ерунды, – сказала мамочка. – Теодор, пойди посмотри, кто там.
– Не пойду, – ответил Теодор, накладывая себе еще Леопольдова месива. – Мы никого не ждем.
– Мы никогда никого не ждем! – пискнул с кухни Леопольд.
– Пирс, иди открой дверь, – сказала мамочка.
Она сколупнула со стола полуобсосанный изумрудно-зеленый леденец и машинально сунула его в свои коралловые уста.
– Не пойду, – сказал Пирс. – Я боюсь.
– Дети, какие же вы все идиоты. – Мамочка подцепила подгорелый кусочек суфле.
– А сама-то чего не откроешь? – буркнул Пирс и, щелкнув зажигалкой, принялся вертеть ее в руках, пытаясь разглядеть, сколько осталось газа.
– Мод, иди ты, – сказала мамочка. – Твоя очередь.
– Вот-вот, – кивнул Теодор и стряхнул с воротника невидимые крошки. Его рубашка в бело-розовую полоску была, как всегда, выглажена безукоризненно. – Твоя очередь. Иди открывай.
– Здесь я даю указания, – сказала мамочка и, забрав у Пирса зажигалку, сунула ее в карман. – Мод, будь добра, узнай, кто там.
– Может, он уже ушел, – сказала я.
Но тут снова раздался стук. Я встала.
– Я пойду в спальню, – сказала мамочка и тоже встала.
Я пошла к двери. Дверь алюминиевая, и до нее от стола всего пара футов.
– Кто там? – Я выглянула в окно. – Никого, – сообщила я. – Наверное, он ушел.
Я направилась обратно к столу, но тут Мариэтта завизжала:
– Он в окно заглянул!
Я открыла дверь и шагнула наружу.
– Привет, – сказала я.
Мужчина отошел от окна и посмотрел на меня. У него были ярко-синие глаза с черными ресницами, вызывающе красивые коралловые уста, темные вьющиеся волосы и наш пес Трейф на веревке.
– Эта собака! – Он почти кричал. – Вы знаете, кто ее владелец?
– Пес наш, – ответила я и, спустившись со ступенек, взяла из рук мужчины веревку. – Прошу прощения. Он вас побеспокоил?
– Я решил, он потерялся, – сказал мужчина. – И к тому же тяжело болен.
– Он не болен, – ответила я. – Это голая собака. У них шерсть не растет.
– Никогда таких не встречал, – сказал мужчина удивленно. – Что это за порода?
– Ксолоцкуинтль, – сказала я. – Раньше их называли мексиканскими голыми. Ацтеки их ели. Мы даже нашли рецепт, но нужен сотейник. Вы знаете, что такое сотейник?
– Что? Да, кажется, знаю, – сказал он. – Это посуда для тушения в духовке. А почему вы спрашиваете? Это такая шутка?
– У вас акцент, – пояснила я. – Поэтому я подумала, вдруг вы этого слова не знаете.
– Я англичанин.
– Да, там у вас есть сотейники, – сказала я. – В рецепте говорится, что собачье мясо кладется на дно, а сверху – индюшатина. Очевидно, собачье мясо невкусное, поэтому его и маскируют индейкой. Моя мама их разводит – в смысле, собак, а не индеек. Домашней птицей здесь интересуюсь только я. Трейф, негодник!
Я шагнула к двери. Мужчина продолжал как-то странно на меня смотреть.
– Я живу там, у шоссе, – сказал он. – Снял дом на зиму.
– Будьте осторожны, – сказала я, открывая дверь.
Пес шмыгнул внутрь.
– Почему? – спросил мужчина.
Я обернулась к нему.
– В подвале вашего дома обитают коричневые пауки-затворники.
– Что это такое? – спросил он.
– Это такие ядовитые пауки, – ответила я, откинув со лба челку.
– Меня никто не предупредил, – сказал он и нервно отпрянул, словно одним из этих пауков была я.
– Приходил дезинсектор, осуществил санобработку – и под нашим трейлером, и в подвалах домов на шоссе. Но все-таки будьте поосторожнее.
Решив, что слишком много болтаю, я смутилась и ушла. Мамочка из спальни так и не выходила, но все остальные сидели за столом.
– Кто это был? – спросила Мариэтта.
– Мужчина, – ответила я. – Видать, Трейф сбежал и крутился у дома Колманов. Этот человек снял его на зиму. Он невероятно красив и говорит с благородным британским выговором.
– Сколько ему лет?
– Полагаю, тридцать четыре года, – сказала я – Такой мужественный, прекрасно одет. Вид ухоженный.
– Мне нравятся мужественные мужчины, – плотоядно улыбнулась Мариэтта.
– А в чем он был? – спросил Пирс, который разговаривает редко.
– Точно не помню. Но выглядело это роскошно. Пирс наморщил лоб.
– Цвета какого?
– Палевого, – подумав, сказала я. – Бежевое пальто, букле. Наверное, чистая шерсть.
– Поглядеть бы… – Мариэтта подошла к окну. – Черт! Уже ушел.