– «Баллада об Эдварде Шумахере», – сказал он вдруг нараспев. – «Той стародавнею порой, Когда был Запад дик, Ковбой гулял по прерии. Глуша бизона рык. Теперь за буйволятиной Народ идет в кабак, Да и ковбой уж не ковбой, Коль выпить не мастак».
– Не понимаю, какое это имеет отношение к Эдварду, – сказала я.
– Подожди, сейчас будет. «Шумахер Эдвард был разбойник, Из прежних лет герой, Он грабил супермаркеты И горд бывал собой. Брюхатил женщин он порой, В припадках бился часто…» Дальше еще не придумал.
– Не хочу тебя обижать, – сказала я, – но это не лучшее твое произведение. Для теледебюта не годится.
– Спасибо за откровенность.
– Почему бы тебе не спеть что-нибудь старое, уже обкатанное?
– Наверное, ты права, – сказал Теодор. Он присел за столик и принялся задумчиво грызть ногти. – Ничего у меня не получается. Я бездарен! Куда подевался Пирс? Привези он гитару, может, что-нибудь бы и вышло. А я бы ему подыгрывал.
– А с чего ты взял, что телевидение приедет? А впрочем, чего там, позвони ему. Вот, держи монетку.
Из-за стойки, вытирая руку кухонным полотенцем, вышел Александр.
– Телефон ломался, – сказал он.
– Что творится с этим городом? – вздохнула я. – Никогда мне отсюда не выбраться. Попала в западню. Мне восемнадцать лет, а я живу как в тюрьме.
– Тебе девятнадцать, – сказал Теодор. – Это мне восемнадцать. И это мое положение хуже некуда.
– Ты хоть можешь торговать своим талантом.
– Талант-шмалант. Да в этой стране каждый второй дебил пишет песни про защиту окружающей среды. И сцены они не боятся.
– Ну пишет – но не в стиле же Ноэля Коуарда, – заметила я.
Он грустно улыбнулся.
– А это уж совсем безнадежное дело.
В зал вошли, пошатываясь, Стив Хартли и Мариэтта.
– Есть здесь где спрятаться? – спросил Стив, озираясь. – Ничего, если я пройду на кухню?
Он прополз под стойкой и скрылся из виду. Александр и Димитриос о чем-то спорили по-гречески.
– Что еще там стряслось? – спросила я Мариэтту.
Она села за столик и достала сигареты.
– Понятия не имею.
– А Стив не боится, что те, от кого он прячется, увидят на стоянке его машину?
– Он оставил ее в кустах за рестораном.
– Почему он прячется? – спросила я.
– В библиотеку приехали то ли фэбээровцы, то ли кто. Стив, как их увидел, вспомнил что-то такое про компанию «Минотавр», о чем ему бы сообщать не хотелось.
– С чего бы ФБР в это время суток интересоваться пылесосами? – удивилась я. – Его мать так и держат в заложниках?
– Удалось туда дозвониться, – сказала Мариэтта. – Эдвард требует, чтобы ему отдали книги по сатанизму и черной магии.
– И больше ничего? – спросила я. – А «Джентльмены предпочитают блондинок», первое издание? Я бы от него не отказалась.
– Понятия не имею. Мод! – ответила Мариэтта резко. – Мы там пробыли с минуту, не больше. Стив запаниковал, и мы уехали. Умираю от голода! Как зовут того безрукого красавчика?
– Александр, – ответила я.
– Александр! – завопила она. – Скотина греческая, ты где? А ну, вылезай!
Я с восхищением наблюдала за ней. Мне и в голову не приходило видеть в Александре романтический объект.
Александр явился в мгновение ока.
– Это ты, что ли? – воскликнул он. – Ну, когда жениться будем?
– К сожалению, у меня изменились обстоятельства, – сказала Мариэтта. – Я повстречала другого. А сестра моя тебе не подойдет?
Отвергнутый Александр больше не казался мне таким уж привлекательным.
– Другого повстречала? – сказал он. – Кто он? Тот тип в кладовке? Я им займусь.
Подмигнув мне, он удалился на кухню.
– Зачем ты так сказала? – обиженно спросила я. – Теперь он начнет ко мне приставать.
– Ты слишком серьезно ко всему относишься, – сказала она. – Это же все игра.
– То есть ненастоящее?
– Настоящая игра.
– Но я не могу выйти замуж за однорукого повара-грека. В пицце слишком много холестерина, ее вредно есть каждый день. О, чуть не забыла! Леопольд, где же пицца? – крикнула я, обернувшись к кухне.
– Чем он там занимается? – спросила Мариэтта.
– Откуда я знаю? – попыталась ответить я столь же резко. – Его учит готовить пиццу растлитель малолетних.
– Мод, нельзя быть такой безответственной! – сказала Мариэтта и, бросив сигарету на пол, отправилась на кухню.
Через мгновения раздались взрывы хохота и испуганный вопль Стива Хартли.
– Похоже, Греция симпатичная страна, – сказал Теодор, подойдя к огромной, во всю стену, фотографии.
Это был пожелтевший снимок с панорамой Афин – то ли запечатлевший город в день страшной экологической катастрофы, то ли просто за долгие годы прокоптившийся насквозь.