– Нет, полтора часа я ждать не могу! Мне надо съесть что-нибудь немедленно!
– Орать-то зачем? – сказал Леопольд.
– У нее отвратительный характер, – сказала мамочка.
– Я просто очень есть хочу, – сказала я. – А еще – никто из вас не пошел гулять со мной и Фредом. Амур выпустил свою стрелу, и она попала в меня.
– Большая была стрела? – спросил Леопольд.
– Огромная! А мне, к вашему сведению, это ни к чему.
– Почему? – спросил Теодор.
– Субъективно – он мне нравится, а объективно – он зануда.
– В тебя амур хотя бы стрелы мечет, – сказал Теодор. – У меня вообще никого нет. Не нравлюсь я девушкам.
– Ты куче девушек нравишься, – сказала мамочка. – Ты на них просто внимания не обращаешь. Ты их не замечаешь, даже когда они с тобой кокетничают.
– Если бы я стал знаменитым поэтом и композитором, все было бы иначе. Только никогда этого не будет. Женщины кидались бы на меня, как на Коула Портера, Ноэля Коуарда или Эндрю Ллойда Уэббера.
– По-моему, двоих из списка можно опустить, – сказала я.
– Женщины и так на тебя кидаются, только ты этого не замечаешь, – сказала мамочка. – Ты думаешь, раз они тобой интересуются, значит, с ними что-то не то. Вы все так торопитесь куда-то добраться, что забываете о прелестях самого путешествия. Помните, главное – это путь, а не цель.
– Круто, – сказал Пирс.
– Мам, только дзеном нас не грузи, – сказал Теодор.
15
Пирс пообещал проводить меня на рандеву с Саймоном.
– Ты тоже можешь зайти со мной, – сказала я. – Если, конечно, он дома. Может, он вообще забыл, что у нас свидание.
– Так позвони ему, – сказал Пирс.
– Не хочу, – сказала я. – Не люблю телефон. Просто ненавижу. Да и что я ему скажу?
– Я тебя понимаю, – сказал Пирс.
Мы плелись молча.
Неподалеку от шоссе, в перелеске стояла машина, но в ней никого не было. Я подумала, что это, наверное, приехали девчонки, которые вечно преследуют Пирса. Впрочем, ему на них было плевать. Если у него и имелась какая-то причина пойти со мной, то он мне о ней не сообщал. Вдалеке раздался грохот взрыва.
– Обычно они так поздно не стреляют, – сказала я, посмотрев на часы.
– Точно, – сказал Пирс. – Обычно к этому времени уже заканчивают, да?
– Обычно они заканчивают к четырем.
– К четырем? А я и не замечал. Так, грохочет что-то и пусть его грохочет.
– Знаешь, Пирс, даже морская звезда любит своих детенышей, – сказала я.
– Да ну?
– То есть я не знаю, действительно ли она их любит. Но она сидит и обнимает их своими щупальцами – и уже родившихся, и оплодотворенные икринки. Так у низших организмов проявляется материнский инстинкт. Но это только инстинкт. Если, конечно, нелюбовь…
– Значит, морская звезда заботится о своих детях? – сказал Пирс.
– Вот еще что любопытно – морская звезда, если захочет, может развестись.
– С отцом детей?
– Сама с собой. Если она затоскует или, например, возненавидит себя, она может – тр-р-рах! – и разорваться на две части. В каждой половинке недостающие органы вырастают заново, и получаются две полноценные морские звезды, каждая из которых живет своей жизнью.
– Здорово, – сказал Пирс.
Он остановился прикурить, что вышло у него не сразу. Было холодно, и руки у него без перчаток, наверное, совсем окоченели. Они были такие красные и обветренные.
– Тебе надо носить перчатки, Пирс, – сказала я.
– Это зачем?
– У кинозвезды не должно быть таких красных рук.
– Да? – сказал Пирс. – Думаешь? Я вообще-то как раз об этом и хотел спросить.
– О чем именно?
– Ты правда считаешь, у меня есть шанс стать кинозвездой?
– Правда считаю. Ты в зеркало хоть иногда смотришься?
– Ну да, все время, – сказал Пирс. – Только красивых парней и без меня полно.
– В тебе есть нечто, что важнее красоты. В тебе есть животный магнетизм. Взгляни-ка туда.
Мы обернулись и посмотрели на стоящую в перелеске машину.
Когда мы проходили, девчонки, наверное, нырнули под сиденья. А теперь все четверо сидели и пялились на нас, открыв рты, – ну прямо галчата в гнезде. Увидев, что мы их заметили, они снова спрятались.
– Кто это? – спросила я.
– Где?
– В машине.
– В машине? – сказал Пирс. – Девчонки.
– Вот именно. Кого еще поджидают битком набитые девчонками машины?
– Не знаю, – сказал Пирс. – Думаешь, они приехали, чтобы меня увидеть?
– Пирс, девчонки ходят за тобой табунами, – терпеливо объяснила я. – У нашего дома вечно стоит какая-нибудь машина. Как ты думаешь, почему нам вечно звонят и молчат в трубку?
– Из-за меня? – сказал Пирс. – Круто.
Мы пошли дальше. Я смотрела в землю – искала наконечники стрел. Я читала, что когда-то в наших местах жили индейцы. В это мне верилось с трудом. Коренные обитатели Америки отличаются недюжинным умом, и только племя последних тупиц могло поселиться там, где большую часть года либо осень, сырая и серая, либо зима, сырая и холодная, либо весна, сырая и слякотная, либо лето с москитами, мухами, оводами, комарами и ядоносным сумахом.