– В больнице имени Гарри и Наоми Розенталь, Пирс! – сказала мамочка.
– Ну да, – сказал Пирс. – Я знаю. Только сначала мне надо разобраться с машиной. Почти все инструменты остались в трейлере. Даже не знаю, обойдусь ли теми, что в багажнике.
– Об этом будем беспокоиться, когда доберемся до места, – сказала мамочка. – Главное – не беспокоиться попусту, а стараться насладиться жизнью.
– Чего? – спросил Пирс, но Мариэтта уже рванула вперед.
– Я продрогла, – сказала я.
Пирс включил радио.
– Я все хотел поставить в машину приемник получше. Я же помнил, что про что-то забыл, только не помнил про что.
Некоторое время мы ехали молча.
– Леопольд, как ты там? – спросила я. – Что-то тебя не слышно.
– Я не очень, – сказал Леопольд. – Меня тошнит. Мне страшно.
– Тошнит тебя не от страха, – объяснила я, – а от возбуждения. Ты слишком мал и не умеешь еще отличить одно от другого. Страх и удовольствие порой так схожи.
– Сворачивай здесь. Пирс, – сказал Леопольд. – В больницу – направо.
– Зачем только я позволила Мариэтте забрать лорда из пункта проката? – сказала я. – Если она расскажет про меня Саймону какую-нибудь гадость или попробует его у меня увести, я ее убью.
– Да ты же этого лорда не любишь, – сказал Леопольд.
– Знаешь, Леопольд, – сказала я, – в старину браки устраивались родителями. Поскольку мне никто ничего устраивать не собирается, я должна сама обо всем позаботиться. Лорд красавец, у него огромные глаза, густые волосы, точеное лицо и мощный зад. Да, возможно, у него в роду как по отцовской, так и по материнской линии полно психов, но девушке с таким происхождением, как у меня, не пристало быть чересчур разборчивой. Кстати, вам что-нибудь известно о моем происхождении? Мама не говорила вам, кто, по ее мнению, мой отец?
– По-моему, какой-то цыган, – сказал Пирс.
– Ой, нет! Только не цыган! Может, это твой отец цыган?
– Нет. Она вроде говорила, что в тебе есть цыганская кровь.
– Не хочу с тобой спорить, – сказала я, – но ты ошибаешься.
– Кто бы ни был, все лучше, чем мой, – сказал Леопольд. – Наверное, придется, как приедем в больницу, зайти с ним попрощаться.
– Точно! – сказала я. – Я совсем забыла, что твой бедный папочка мучается в больнице. Мы с тобой обязательно к нему заскочим, пока Пирс будет копаться с машиной.
– Я есть хочу, – сказал Пирс.
– Ты что, не наелся моим boeuf bourguignon? – спросил Леопольд.
– Он, наверное, с тех пор успел выкурить косячок, и его пробило на жрачку. Цыган! Где только она его откопала? Я здесь никаких цыган не встречала.
– Вроде бы это был румынский цыган, – сказал Пирс.
– Бог ты мой! – сказала я. – Значит, скорее всего, это был скрипач из ресторана, утверждавший, что он румынский цыган. В Румынии ведь, кажется, никто из нас не был?
– Я слышал, мамочка как-то раз водила всех в румынский ресторан, – сказал Леопольд.
– Когда мне было года три-четыре, мы ездили в Покипси, – сказал Пирс. – По времени сходится. Это было сразу после Пхукета. В Покипси мы наверняка ходили в румынский ресторан. Там еще вроде танец живота показывали. Вот где все могло случиться.
– О, господи! – сказала я. – А как вы оказались в Покипси?
– Не помню, – сказал Пирс. – По-моему, заблудились.
– Какое романтичное стечение обстоятельств! – бурчала я, пока мы въезжали на стоянку у больницы имени Гарри и Наоми Розенталь. – Просто сказка какая-то. Мне, правда, вообще трудно себе представить, что вы существовали до моего рождения.
– Мне нехорошо, – сказал Леопольд.
– Что такое? – спросила я. – Тебя тошнит?
– Я очень волнуюсь за Теодора, – сказал Леопольд. – У него рука болит. И голова сломана.
– Надеюсь, ему ее не ампутируют, – сказала я.
– Что такое «ампутировать»? – спросил Леопольд.
– Ампутировать – значит удалить, – сказала я. Леопольд расплакался. – Я пошутила, – успокоила я брата. – Пойдем поищем его.
В приемном отделении никого из наших не было, что меня не слишком удивило, поскольку они должны были сначала забрать Саймона из пункта проката. Зная Мариэтту, я была уверена, что она пойдет на все, лишь бы подольше пробыть с Саймоном и продлить мучительную для нас с ним разлуку.
– Давай навестим твоего папочку, – сказала я.
– Детей до четырнадцати в больницу не пускают, – напомнил мне Леопольд.
– Да какая разница, – сказала я. – Время посещений все равно закончилось.
Нам пришлось выйти на улицу и обойти здание. За столиком у главного входа сидел охранник.
– Время посещений закончилось, – сообщил нам он.
Я издала нечеловеческий вопль и, суча ногами, повалилась на пол. Охранник вскочил из-за стола и кинулся ко мне.