Спустившись в будку машиниста, Сергей посмотрел на манометр. Стрелка его упала теперь с пятнадцати до десяти атмосфер.
— Никогда еще подъем не пожирал у нас столько пара, — с тревогой произнес Брежнев. — Да и скорость сильно упала. Ох, не засесть бы!..
— Хватит тебе охать, Алексей! — сердито оборвал его Доронин. — Сам же виноват во всем, да еще хнычешь.
Брежнев удивленно вытаращил глаза на машиниста и, казалось, застыл на месте с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.
— П-позволь... — пробормотал он наконец, заикаясь, но Доронин снова перебил его:
— Нет, не позволю!
Сергей даже побледнел от гнева. Он, правда, и себя винил в случившемся, но главным виновником был Брежнев, отвечающий за топку паровоза. Отвернувшись от него, Сергей высунулся в окно будки и подставил разгоряченную голову навстречу холодному ветру.
Машинист не желает с ними разговаривать. Ну что ж... Алексей полез на тендер и, увидев, что кочегар поливает уголь из шланга, понял, почему сердится на них Доронин. Давно бы уже следовало смочить уголь.
— Вот ведь в чем оказия-то! — сокрушенно воскликнул он. — Чорт знает, до чего ты иногда бываешь бестолков, Телегин! Объяснял ведь я тебе, что сухой мелкий уголь при сильной тяге выносит прямо в трубу, а смоченный аккуратно ложится на колосники и хорошо сгорает. Вода, сам знаешь, ему не страшна.
— Был у нас такой разговор, товарищ Брежнев, — виновато признался Телегин. — Так ведь разве упомнишь все в такой кутерьме? А тут еще фашистские стервятники над головой...
— Нашел, чего пугаться! — презрительно сплюнул Брежнев. — Мало ты еще под бомбежками бывал. Вот погоди, поездишь с нами месячишко, перестанешь на это обращать внимание, будешь только о работе думать.
В это время на тендер поднялся Сергей Доронин.
— Этакую прорву угля на ветер выбросили, а теперь дискуссии тут разводите, — сказал он строго, но в голосе его не было уже прежнего раздражения. — Скажите еще спасибо, что мы на подъем вскарабкались, а то представляете себе, что бы с нами было?
Взглянув на расстроенные лица своих помощников, Сергей смягчился.
— Ну, за работу! — скомандовал он. — Подсыпай, Никифор, в лоток уголь покрупней. А ты, Алексей, приготовься принять с ходу жезл у дежурного по станции. Через Грибово, хоть и в обрез, но все-таки по расписанию проследуем.
27. Точка зрения майора Булавина
Прочитав телеграмму Булавина, генерал Привалов задумчиво произнес:
— Да, положение сложилось замысловатое.
Заложив руки за спину, он тяжело прошелся по кабинету, слегка припадая на левую ногу. Полковник Муратов, наблюдая за ним, подумал: «Опять, видно, дает себя знать раненая нога...»
— Мне думается, — продолжал генерал, — майору Булавину следует предоставить свободу действий. Он умный, осторожный человек и обстановку у себя на станции знает прекрасно, пусть же он и предпримет, что подсказывает ему эта обстановка.
Муратов молчал, слегка нахмурясь, и Привалов понял, что полковник не разделяет его мнения.
— Можете ответить Булавину, чтобы он действовал по своему усмотрению, — слегка повысил голос генерал, давая понять Муратову, что своего решения он не изменит. — Я верю в его способности. Разработанный им план дезориентации вражеской разведки отлично зарекомендовал его.
У Привалова побаливала нога, но он продолжал прохаживаться по кабинету. Это помогало генералу думать. Ему хотелось обобщить свои мысли, сделать выводы.
— Знаете, что мне больше всего понравилось в плане майора Булавина? — продолжал он. — План майора хорош тем, что он построен не на какой-то эффектной выдумке или хитрости, а на положениях принципиального характера. Его план не ловкий трюк, а совершенно естественное решение, вытекающее из глубокого знания нашей действительности. Осуществить ведь это решение возможно только в наших, советских условиях.
Последние слова генерал подчеркнул, стараясь показать их особенное значение. Остановившись перед Муратовым, он посмотрел на него повеселевшими глазами и повторил горячо:
— Да, да, товарищ Муратов! Вся сила решения Булавина именно в том, что оно возможно только в наших, советских условиях и, стало быть, это глубоко принципиальное решение, прекрасно защищенное этим самым от врагов, не верящих в наши принципы и не понимающих их.
Взглянув на хмурое лицо полковника, Привалов спросил:
— Скажите, разве гитлеровцы в состоянии допустить мысль, что план наш может строиться на непостижимом для них энтузиазме рабочих, решивших удвоить свою производительность труда для ускорения победы над врагом?