Выбрать главу

Я вышел на улицу, из больничной прохлады прямо в жаркий летний день, побрел вдоль канала Изебек, вдоль его серо-зеленых вод, в которых солнце

казалось черным, но это была только тень моста. Ветры вдруг улеглись, и в небе царил покой.

Она непременно хотела увидеть его могилу, побывать там, где он похоронен. Знаменка. Даже номер захоронения известен, точно обозначен, Геройская могила Л-302, как уведомляло письмо военврача войск СС. Это было ее осознанное, твердое желание — когда-нибудь просто постоять там или хотя бы где-то поблизости, ибо она знала, немецкие солдатские могилы в России сравнивают с землей. На месте некоторых из немецких солдатских кладбищ после войны по распоряжению советского правительства возведены фабрики, заводы, а то и просто устроены свалки. О захватчиках, даже погибших, ничто не должно напоминать.

Непреклонное, упорное желание матери попрощаться с сыном, последний раз к нему приблизиться, насколько это возможно. Поехать туда просто так, частным лицом, в те времена было исключено. В Советском Союзе не давали разрешения на подобные поездки. Ей было уже семьдесят четыре, когда она отправилась в автобусный тур, через Польшу, в Советский Союз, потом в Финляндию и Швецию. В карте маршрута значился и Минск.

Она надеялась из пункта, где они будут ближе всего к Знаменке, найти кого-нибудь с машиной и съездить туда. Нет, она не обманывалась ни насчет расстояний, ни насчет возможных трудностей. Но она хотела попытаться, пусть в глубине души, пожалуй, и не слишком верила в успех.

От этой поездки у меня остались ее записи и фотографии, моментальные снимки, на которых ничего особенного не запечатлено, но для нее, должно быть, они имели значение. Улицы, крестьянские хаты, но и новостройки, трактора, просто прохожие.

Товарка по группе, пожилая женщина, вела дневник их путешествия, точно фиксируя время и место, а после аккуратно перепечатала свои записи на машинке, в том числе и для матери.

7 июня (понедельник на Троицу)

12.00

Неподалеку от Минска останавливаемся около грандиозного мемориального комплекса и выходим. Перед нами огромный холм, Холм Воинской Славы, насыпанный из напоенной кровью земли с мест боев последней войны. Очень сильное впечатление. Совсем не похоже на обычные сооружения с памятниками.

13.00

Поездка продолжается, от деревни к деревне, по бескрайним просторам. Думаю о Второй мировой войне, мысленно слышу боевые сводки вермахта и вижу немецких солдат, шагающих по этим бескрайним полям, лесам, болотам. И все это в такую порупросто сердце щемит. Километрах в 200 после Минска —яблони и вишни в самом цвету. Весна в России очень красивано уж очень поздняя.

После смерти матери ее желание съездить туда перекинулось на меня. Она ни о чем таком и намеком меня не просила, тем не менее настоятельность требования вошла в мою душу. Она теперь поселилась во мне чем-то вроде обязательства, хотя ничего подобного я никогда матери не обещал. Я собирался написать о брате, но у меня и в мыслях не было поехать на Украину, чтобы увидеть место, где он похоронен. Даже не могу точно сказать, когда именно возникла во мне эта идея и как переросла в твердое намерение,

но в любом случае это произошло после смерти мамы. Вероятно, когда я всерьез начал заниматься его дневником и его письмами, — вот тогда мне впервые подумалось, что надо бы повидать места, где он сражался, где был ранен и пал. И где он других убивал и ранил.

4.8

Опять идем на Белгород. Вермахт не устоял. Русские прорвались.

5.8

Русские штурмовики с истошным воем атакуют нашу километровую колонну. Бензовозы взлетают на воздух. В роте 2 убит., 3 ранен.

6.8

Движемся дальше.

Это последняя датированная запись. Движемся дальше.

За ней последует только еще одна, без даты, то есть в промежутке между 7 августа и 19 сентября 1943 года, когда его ранило, аккуратная, твердым и ясным почерком, с отчетливым нажимом карандаша: