— "Пошли спать! " — позвал я лайку и зашел в дом…
Море
Вот, к примеру, море. Какое оно? Доброе, злое, холодное, жесткое? Или же просто — море, как море. Обычное северное. Холодное — это точно. Остальное — всё от случая.
Я сидел на одиночном позвонке кита и размышлял. Позвонок этот, он откуда здесь взялся? До берега километр, не меньше. А может быть и больше. А он лежит тут, среди тундровых кочек, здоровый такой. И почему-то один. Других костей нет. Где они? Неизвестно. Пару-тройку лет назад море выкинуло на берег тушу кита. Ну, не прямо большого кита, скорее китенка. И не здесь, а дальше по берегу. Возле поселка. Поселковые восприняли это как манну небесную. Дня за два разобрали тушу на запчасти и развезли на «тойотах» и квадроциклах по дворам. Зачем им понадобилось мясо и жир дохлого кита в третьем десятилетии XXI века — загадка немалая. Типа, собак кормить. Однако вряд ли местные Жучки да Найды в восторге от такой гастрономической перспективы. А что касается ездовых собак, ну тех которые в упряжках, так их тут и не было никогда, в обозримом прошлом. В городе, там да, есть любители из какой-то собачье-упряжечной ассоциации. Но то скорее, как дань традициям. Вроде тех чудиков, которые по выходным дням за городом, "почти всамделишными" мечами рубятся. Короче, не то это. И упряжные домашние хаски да маламуты, у которых кличка в паспорте из-за родословной прописана длиннее моего имени-отчества, вряд ли позарятся на дохлую китятину… А тут море расщедрилось и после осенних штормов оставило на берегу целые залежи двустворчатых моллюсков. Огромные залежи, длиной в километры, 1–2 точно. И опять поселковые на «сафарях» и «сюрфах» гоняли туда — сюда по маршруту «берег- двор». Затаривая мидий мешками. Хотя, конечно, никакие это не мидии были, а спизулы. Но тоже, вроде деликатес. Это мне потом один знающий человек сказал. Сам — то я, в этом не бум-бум. Ни в китах, ни в ракушках.
Так что вы ходит, море доброе. Во всяком случае, сперва было. А весной возьми да и выкинь на рыболовный участок дохлого сивуча. Тоже не маленького такого. И те же мужики, что нарадоваться не могли морским деликатесам, теперь матерясь нанимали погрузчик, чтобы отвезти тушу и закопать подальше от берега. Дабы не разводить антисанитарию.
На следующую весну море и вовсе усыпало берег тысячами дохлых чаек, вроде крачки. Тут местные мужики и вовсе приуныли. Пошли толки о свиных, птичьих и прочих гриппах. Вызвали МЧС и все такое. Приехавшая комиссия посмотрела на небо, на море, взяла какие-то пробы на берегу, кто-то из приезжих поковырял кончиком сапога песок у воды, и кивнул стоявшим поодаль мужикам, дескать "Ничо. Жить можно." С чем и убыла. Пару птиц, однако ж с собою взяли. Не иначе, для опытов.
А море плескалось себе, как ни в чем не бывало. Вот поди, пойми ж ты его.
Я встал с китового позвонка, свистнул ничейную собаку, которая увязалась за мной и пошел по берегу. Собака еще повалялась на спине в чахлых кустиках голубики, вскочила на лапы, свернула хвост кольцом и большими скачками догнала меня. Один глаз у собаки был голубой, а другой — желтый. Это придавало остроухой морде аристократический вид. И наводило на мысль о том, что предложи ей продегустировать мясо дохлого кита — аристократка бы непременно обиделась…
Собачки
Ставить палатку на природе — минутное дело. В инструкции так и пишут. Не верите? Ладно, пусть пятиминутное. Опять нет? Хорошо — десятиминутное. Вытряхнул из чехла, расправил секции, пощелкал боковины, потолок. Поставил. А ввертыши по периметру, а растяжки по сторонам? А я за них и не говорил. Ползай вокруг палатки, вкручивай их в скальный грунт, колоти кувалдой в свое удовольствие, никто не гонит — палатка то уже стоит. Только я закончил с растяжками, расправил плечи, как за воротник упала крупная капля. Потом еще одна. Потом еще и еще. В палатку я занес раскладушку и раскладное кресло. Капли уже не капали, а барабанили по палатке. Все сильнее и сильнее. Наконец откуда-то сверху грянул необычайно длинный, раскатистый и вместе с тем приглушенный гром, капли перестали барабанить, и вода с неба просто хлынула, что называется, стеной. Гроза. Первая в этом году. Хотя ничего не предвещало. Да и сейчас по краям неба солнце пробивается. А на до мной — ливень. Я уселся в кресло и принялся рассматривать потолок палатки, вернее швы. Палатка была зимняя, на дожди особо не рассчитанная и несколько дней после покупки я провел в гараже пропитывая все швы самодельным раствором из бензина с незамысловатым названием «Галоша» и силиконом для заделки швов на кафеле в ванной комнате. Рецепт, само собой, из вездесущего Ютуба. Швы не протекали, изнутри было видно, как снаружи по палатке бегут струи воды. Красота. В лес меня тянет, что называется, по состоянию души. Хочется ночевать в лесу, вздрагивать и подскакивать от каждого треска и шороха за стеной палатки, замерзнуть до дрожжи под утро, возможно перед этим промокнуть, наступив в лужу, провалившись в канаву, или просто под дождем, пытаться растопить печку(да, у меня в палатке есть печка) сырыми палками, подобранными в дождливых сумерках под соседними елками. Нет, елок у нас нет. Это я так лиственницы называю. Вот когда после всего этого приезжаешь домой, в теплую ванну и чистую постель, то гарантировано ближайшую неделю в лес не тянет. Сбивает оскомину. А потом опять — чего-то не хватает. Нужно в лес. Рыбалка, охота, или просто так — не важно. Нужно и всё.