Сейчас, когда я сама мать и у меня растет сыночек, думаю, что каждый солдат, уходя на войну, уносил с собой песни матери. Какие это были песни? Может быть, вот эта — «Сяду я за стол да подумаю» (народный вариант стихов А. Кольцова), которую пели женщины, собравшись к нам в избу попрясть, повязать при свете керосиновой лампы, а если не было керосина — при тусклом сиянии месяца.
1. Сяду я за стол
Да подумаю —
Как на свете жить
Одинокому.
2. Как на свете жить
Одинокому.
Пойду ль, выйду ль я
В рожь высокую.
3. Пойду ль, выйду ль я
В рожь высокую —
Не шумит ли рожь
Спелым колосом.
4. Не шумит ли рожь
Спелым колосом,
Не кричит ли мил
Громким голосом.
5. Не кричит ли мил
Громким голосом.
Степь да степь кругом,
Путь далек лежит...
А может быть, «Вейся, повейся, капустка моя»?
Вейся, повейся, капустка моя, да,
Вейся, повейся, веловая моя, да.
Как мне, капустке, не витися, да,
Белой, веловой, не ломитися, да?
На белу капустку дождик лил, да,
На белу, веловую частый проливал,
Частый дождик проливал,
Парень девку выбирал.
Или «Выйду за ворота», которая пелась с плясом?
1. Выйду за ворота,
Погляжу далека, эх!
Погляжу далека,
Где лузья, болота.
2. Погляжу далека,
Где лузья, болота, эх!
Где лузья, болота,
Озера глубоки.
3. Во этих озерах
Живет рыба-щука, эх!
Живет рыба-щука,
Белая белуга.
4. Белая, белая,
Санечка милая, эх!
По бережку ходила,
Бел-рыбу ловила.
5. По бережку ходила,
Бел-рыбу ловила, эх!
Где бы младе сести,
Белу рыбу съести?
6. Где бы младе сести,
Белу рыбу съести, эх!
Сяду я, присяду
К зеленому саду.
7. Сяду я, присяду
К зеленому саду, эх!
Ище пересяду
На луг, на долинку.
8. Ище пересяду
На луг, на долинку, эх!
На луг, на долинку,
Дружку на тропинку.
9. Садилась на лужок,
Плела милому венок, эх!
Не успела сплесть веночек —
Едет милый из лесочка.
10. Не успела сплесть веночек —
Едет милый из лесочка, эх!
Куды мил не едет —
Все ко мне заедет.
11. Куды мил не едет —
Все ко мне заедет, эх!
В саночки посадит.
К городу прокатит.
12. В саночки посадит,
К городу прокатит, эх!
Город — не деревня,
Самарска губерня.
Мама говорила, что все это песни ее дедушки Микиты, моего прадедушки — его я не помню. Мама рассказывает, что он уж больно любил петь. Поет, поет, бывало, пляшет, пляшет, похлопает себя по карманам да и скажет: «Пойте, пойте, у меня еще полные карманы песен!»
Иногда на концертах задают мне вопросы о чувстве Родины. У меня оно начинается именно с песен матери. Это конкретное чувство — любовь к земле, на которой родился и вырос, к людям, с которыми живешь, к нашим песням.
Народные песни надо петь и слушать, как великую поэму о жизни русского народа. И когда я слышу, что народная песня уже в прошлом, что современный человек не воспринимает ее, мне становится горько. Да разве могут быть не современны песни удивительной смоленской песенницы Аграфены Ивановны Глинкиной? Хотя бы вот эта — «А сыня, мой сыня».
1. А сыня, мой сыня,
Сыня мой любимый[1],
2. А кто ж тебе, сыня,
Меж из трех любимей?
3. Аль теща, аль женка,
Аль родная мати?
4. — А теща мне мила,
Мила для заезда.
5. А женка мне мила,
Мила для совета.
6. Ты мне, моя мати,
Матушка родная.
7. Носила, болела,
Родила, умирала.
8. И темную ночку,
Ночку не высыпала.
Или на эту же мелодию:
1. А коня мой, коня,
Коня мой вороный,
2. А что же ты, коня,
Скучный, невеселый?
3. А что тебе тяжка
Аль моя запряжка?
вернуться
Вторая строчка песни поется дважды.