Она остаётся со своей навязчивой идеей заполучить силу, фактически создаёт культ, а Джексон идёт дальше, и дорога ведёт его прямо к Бейли Финсток.
— Что ты здесь делаешь?
— А что ты здесь делаешь? — парирует Марл, и вздёрнутый кверху подбородок напрягается, стоит скрипнуть зубами. — Разве ты не должен быть в Лондоне?
— Я задал вопрос.
Уиттмор не предпринимает попытки подойти ближе, но Ноа всё равно отходит: от него веет стальной решимостью.
Почва уходит из-под ног. Наоми представляет, как могло бы всё сложиться, позволь она увезти себя. Да, любить девушка не умеет, но Джексон ей нравится, и ноющая боль в груди на месте заштопанной сердечной раны это подтверждает. Она по-прежнему барахтается в своём болоте, а он живёт, словно Ноа была чем-то незначащим; пятном, оттерев которое, тут же забываешь.
Чуткая к тому, чего ей не достичь, Наоми с трудом избавляется от картинки, на которой он обнимает девчонку и держит если не с нежностью, то с признанием её хрупкости.
— Похоже, у нас есть общая знакомая, — Наоми растягивает губы в улыбке, наполовину искренней, но горькой. Она рада видеть Уиттмора, но обстоятельства складываются не в её пользу.
— Судя по всему, тебя не пригласили, раз ты скромно топталась у дома, — Джексон глядит насмешливо, и расстояние между ними похоже на пропасть. — Не знаю, в чём твоя проблема, но не трогай Бейли. Она всего лишь ребёнок.
— Неужели? — Ноа смеётся. — И с каких пор тебя волнует кто-то кроме собственной персоны?
— Ты путаешь меня с собой, — отвечает Джексон, и уголок его губ приподнимается. — Я, может, и козёл, однако забочусь о людях, которых люблю. Не всегда выходит это показать, но, по крайней мере, они у меня есть.
Это стрела, пущенная в её адрес. Уиттмор усмехается, но не зло и не торжествующе, а так, словно стычка стоит у него поперёк горла.
Ноа начинает закипать. У Джексона прекрасные способности к тому, чтобы выводить её из себя. Их разговор никогда не может пройти спокойно. В парне есть нечто, заставляющее блондинку жонглировать эмоциями, балансируя между блаженным покоем и гневной червоточиной.
— Мне надоело, — выпаливает она как на духу. — Надоело, что эта малявка повсюду. Куда бы ни пошла, везде на неё натыкаюсь!
— Тогда, может, перестанешь околачиваться возле её дома? — предлагает он.
Будь у Марл что-нибудь в руках, оно всенепременно полетело бы ему в голову.
— Знаешь что? Плевать, — и правда сплёвывает Наоми. — Всё равно, кто она и что вас связывает. Джеймс убьёт её, особенно теперь, когда узнает, что она не состоит в стае МакКолла, — в ночи глаза горят дьявольским огнём. Она старается надавить на больное, задеть, сменить позицию заранее проигравшей. — А на тебя у него и вовсе зуб. Так что будь умным мальчиком, хватай своего гнома под мышку и улепётывай из города, пока можешь.
От неё так и веет напыщенностью. Хочется показать ему, что он ничего не стоит, но каким-то образом, увидев улыбку Джексона, безразличную к ней и самоуверенную, Наоми чувствует, что если кого и унизила, так только себя.
— Кстати, об этом, — теперь, когда Уиттмор делает шаг навстречу, Ноа теряется и ориентируется не сразу. — Хотел сказать Джеймсу в лицо, но раз ты тут, — он склоняется, и она видит крапинки в его глазах. — Скажи, что, если он снова тронет Бейли, я его уничтожу.
Он говорит на её языке: жёстком и одновременно пафосном, — так, чтобы его поняли. И действительно, понимают. Ноа знает, что Джексон вовсе не то имеет в виду, но всё равно представляет его на месте Джеймса. И шальная мысль отрезвляет: если так легко вообразить, как кто-то убивает её спутника, то отчего она сама никогда не думала так поступить? Почему не могла получить рубиновые глаза, не приезжая в этот дикий захолустный городок?
Более разумная часть Наоми знает, почему. Девкалион пытался избавиться от Джейми, и вот что получилось. Если свезло жить с психом, не зли его и не заставляй подозревать себя, — одно это поможет тебе выжить. Иначе — смерть.
А свою шкуру Наоми ценит выше волчьего статуса.
— Что ещё мне ему передать? Одна новость лучше другой, — шутит Ноа, которая с того момента, как раскрыла Скотту их присутствие, так и не нашла в себе храбрость вернуться к альфе.
Уиттмор больше не смотрит на неё как на пустое место, но глядит как-то снисходительно и с жалостью, что ли, и это не нравится. Словно он не может познать всю глубину её глупости, а Ноа и впрямь так глупа, что не осознаёт, за что конкретно он её жалеет.
— Ты всё ещё можешь уйти, Мими.
Джексону нравится называть её Мими, — это звучит по-детски и чуть смягчает образ, — а ей нравится слышать; от него это звучит как обещание дома.
Он напоминает ей Девкалиона — мужчину, в некоторой степени заменившего ей отца, а после — старшего брата. Мужчину, которому она симпатизировала, мужчину, которого она не спасла. Ноа вспоминает его с теплом в сердце, и при взгляде на Джексона оно сжимается, потому что девушка знает, что и его ждёт то же.
Джеймс не умеет прощать, не умеет забывать; он избавляется от всего, что ему не нравится, не выясняя причин, не интересуясь мотивами. И крохотная нежность, которую девушка питает к своему собеседнику, не заставит её защитить его. Он должен сдаться, это будет верно, должен прийти и вымолить прощение, даже если занозу в виде Финсток придётся выковыривать самому. Пусть лучше станет пешкой безумного альфы, лишь бы остался жив.
Ещё три минуты назад она была готова самолично отдать его на растерзание Джеймсу, но сейчас ей хочется помочь. Что-то в ней, сгнившее не до конца, не даёт покоя, и Наоми предпринимает последнюю отчаянную попытку уговорить его пойти с ней.
— Ты тоже можешь уйти, Джексон, — говорит она. — Со мной. Знаю, вы с Джейми не поладили, но всё ещё можно исправить. Можешь сам избавиться от девчонки, как-нибудь гуманно, не причиняя боли, — её ладони обхватывают его руку в области предплечья, и она чувствует, как он напрягается. — Джеймсу будет всё равно, она не настолько важна. Дже…
Голова ударяется о фонарный столб, и Ноа видит, как ощерился парень. Когти вцепляются в горло мёртвой хваткой, и от приязни в Джексоне остаётся меньше, чем ничего.
— Не трогай Бейли, — по слогам, почти спокойно произносит он, но в словах звучит угроза. — Сколько раз нужно повторить, прежде чем до тебя дойдёт? Вы двое, оставьте её в покое.
Наоми шипит не от боли, а от удивления. Ей сложно понять, почему он продолжает подставляться ради девчонки. Пытается ответить хоть что-то, но не может. Что бы ни сказала, Марл не постичь того, что пытается сказать Уиттмор.
— Твои принципы того не стоят, — бросает он, отпуская её. — Никакая сила не стоит того, чтобы пресмыкаться перед Джеймсом. Может, иметь его во врагах — не самый здравый поступок, но притворяться друзьями — тоже. Ведь однажды он решит избавиться и от тебя.
— Джейми меня не тронет.
— Я бы не был так уверен, — качает головой Джексон, и у девушки проскальзывает мысль, что он знает больше, чем говорит. — Серьёзно, Мими, оставь его, пока можешь.
Он отворачивается от неё явно с намерением уйти, но что-то в его словах, то, как он это произнёс, заставляет её вцепиться в рукав его куртки. Наоми не уверена, что это разумно, — ей кажется, что мир может разрушиться в любую секунду, — и всё-таки она удерживает его, словно, если быть слишком упрямой, беды отступят. Так было в стае: когда Девкалион долго на неё смотрел, когда чему-то усмехался Джеймс и презрительно провожала взглядом Кали, — Ноа тянулась к ним за ответами, и они увиливали, а она принимала это за хороший знак.
Легко было думать, что то, о чём ты не знаешь, никогда не случалось; и ей было нужно, чтобы Джексон это подтвердил. Но бурлящие синие воды в его глазах неумолимо влекли на глубину.
— Что это значит? — не может удержаться Ноа, хотя все инстинкты вопят ей заткнуться.
Уиттмор смотрит на касающуюся его ладонь, на лицо Марл, на неё всю, как бы считывая. Как тот, кто почти всю жизнь провёл, изнывая от секретов, он хочет ей рассказать и вместе с тем знает, что это уничтожит её, расформирует и изгадит всё то, что Наоми окружила ореолом мнимой правды и во что заставила себя верить.