Голубые глаза впервые за всё время их знакомства встречают её взгляд без замешательства, страха или непонимания. А Бэй, напротив, чувствует всё это разом. Её словно под дых ударяют, дышать становится невозможно, а голубизну враждебных очей сменяет янтарный блеск.
Должна ли она изобразить страх? Вот уж неясно, но Бейли в любом случае его испытывает. А удивление? Да, она ведь должна удивиться.
— Ты не удивлена, — почти ласково говорит Ноа и встаёт рядом, ногтем касаясь бледной щеки. — Почему маленькая девочка не удивлена? Оборотни для неё — не сюрприз?
Зловонное дыхание смерти щекочет ухо; Бейли задыхается. Ей не нравится, что о ней говорят в третьем лице. Это звучит так, словно её уже нет. Она отталкивает девушку, которая, отступив, заливается своим раздражающим смехом.
— Теперь я понимаю, Бэмби, почему ты никогда мне не нравилась. Почему я боялась тебя, — продолжает она. — Если бы я не увидела тебя с Джексоном, я, пожалуй, ещё долго сторонилась бы маленькой, — обходит она её, — ничего не значащей девчонки. Представляешь? Вот же смех, — её лицо выныривает перед Бэй, и та жмурится, но пальцы Ноа удерживают за подбородок. — Нет, я хочу, чтобы ты смотрела, ну же, — подбадривает она, и та открывает глаза. — Сейчас, когда я всё знаю, мне видится только один способ расквитаться с тобой, с Джексоном, с Джеймсом. Это несправедливо, что ты расплатишься за всех, но, поверь, такова жизнь. Не волнуйся, — утешает она. — Если выживешь, у тебя начнётся новая жизнь. И, может, тогда мы даже станем друзьями, объединившись против Джексона и Джейми. Ведь большая часть вины за то, что случится, лежит на них.
Чего Бейли совсем не ожидает, так это того, что Наоми вдруг обнимет её. Девушку начинает тошнить то ли от этого жеста мнимой доброты, то ли от удушающего запаха крови. Она не понимает, что несёт Марл, слова «если выживешь» никак не желают усваиваться. Что эта чокнутая себе понапридумывала?
Ноа отстраняется и улыбается. Нечто, похожее на материнскую нежность, светится в янтарных глазах, и в этот момент, когда тело непослушно, а страх всеобъемлющ, Бейли Финсток осознаёт, что хочет сделать Наоми.
Ужас придаёт сил, энергия струится по окоченевшим членам. Она хватает первое, что попадается под руку, — светильник, — и ударяет ту со всей силы. Это как пнуть грузовик, — больно и мало смысла, но ей всё равно. Лишь бы отсрочить, остановить мгновение. Мгновение, во время которого можно убежать.
Бейли вылетает в холл, не чувствуя ног, ничего не чувствуя, кроме нарастающей паники. Её дёргают сзади, и девушка валится на пол, пытаясь вырваться из рук Ноа. Но та, спокойная, уверенная, взирает на неё и улыбается.
— Не бойся, Бэмби, — говорит она. — Это совсем не страшно. Быть одной гораздо страшнее, — она склоняется над брыкающейся девчонкой, чьи потуги сравнимы с движениями котёнка. — Ты мне не нравишься, естественно было бы растоптать тебя, как жука. Я могу убить, но не убью, — Ноа улыбается, упоённая своей милостью. — Мы будем как одна семья. Бэмби…
Беспомощность комом встаёт где-то в груди.
— Ноа, ты что… — пробует достучаться девушка. — Ты не можешь… Не можешь обратить меня.
Марл качает головой в такт её словам, словно они в лодке, и их несёт течением, и Бейли чувствует, что вот-вот перевернётся и окажется в чёрной пучине.
— Ты же не альфа… Ты не можешь… Не можешь, понимаешь? — она не хочет, но начинает плакать. Финсток знает, что укус беты её не обратит, но почему-то ощущает, что это всё изменит. Ей кажется, что смерть машет ей из-за одного угла, а тьма, вязкая и непроглядная, манит из-за другого.
Эта Наоми, не знающая основ волчьего мира, но уверенная в своих силах пугает и заставляет верить, что действо может привести к чему-то похуже, чем гибель или обращение. В её глазах Бейли видит всё, чего когда-либо боялась, и собственное отражение в зрачках напротив кажется неправильным.
Бэй чувствует, что одиночество и сумасшествие Ноа передаются и ей. Никого нет, никто не придёт.
И отражение, изгаженное, видоизменённое, смеётся.
Девушка поднимает руки и скрещивает их в попытке убежать от того, что её ждёт, отказаться от того, что предлагают. Напади Джеймс на неё снова, такого страха Бейли бы не испытала: он был альфой, и она знала бы, чего ждать. Но сейчас впереди только неизвестность.
И лицо, которому, в целом, плевать, что с ней будет. Доброта Ноа остаётся мнимой, показушной, ничего из себя не представляющей.
Бейли знает это, как и то, что укус оборотня никогда не проходит бесследно. Беты не кусают людей, потому что не могут обращать, но если укус альфы пробуждает внутри зверя, то укус беты тоже что-то обнажает.
Кто-то кричит.
Не сразу Финсток понимает, что это она. Вопль разрывает глотку и оглушает её, отрезвляет Ноа. Зубы прекращают терзать руку, и на место ужаса приходит боль. Бейли взирает на то, как пузырится кровь там, где порвалась кожа, и как быстро стекает она к локтю. Почему-то её много. Почему-то не останавливается. Почему-то весь подбородок Ноа заляпан красным, словно она не кусала, а вгрызалась в плоть.
Бейли чувствует себя так, как если бы её вывернули, посмотрели, что внутри, и вернули, как было, а ей об этом не сказали. Она отводит взгляд от своей мучительницы и тупо глядит в потолок. В голове тихо. Девушка пытается уцепиться хоть за что-то, и в мыслях возникает всякая несусветица.
«Дядя расстроится», — думает она, и сама печалится.
— Я… — начинает Ноа и замолкает. Она всё ещё безумна, всё ещё упряма и глупа, как пробка. Происшедшее накатывает волнами; Марл то понимает, что сделала, то не совсем.
— Дошло? — интересуется Бэй, не глядя на неё. Всё равно, здесь Наоми или нет. Всё уже случилось.
Теперь, когда страх позади и не имеет значения, а жизнь утекает сквозь рваную рану, Бейли понимает, как это нелепо. Её укусила бета, воображающая, что у неё есть сила альфы. Кто-нибудь вообще рассказывал ей, как устроен мир?
И зачем она её укусила? Из обрывков Бэй понимает, что она, Джеймс и Джексон сильно перед ней провинились. Вот только Финсток понятия не имела, что сделала не так. Несколько дней назад Наоми была ей, что называется, до фонаря.
Дрожь пробирает тело, и с отстранённым удивлением Бейли понимает, что это несформировавшийся смех.
Сознание то и дело гаснет, но, очнувшись, она всё ещё слышит нервное хихиканье. Ноа продолжает смотреть на неё как на самое ужасное создание на свете, и это смешит её ещё больше.
«Какая же глупая, — думает она. — Как можно быть такой глупой?»
Через какое-то время, когда Бэй вновь приходит в себя, она видит, что её несостоявшаяся подруга исчезла, а придушенным смешках вторит мелодия. Кто-то звонит.
«И где же вы были, — лениво спрашивает барахлящее сознание, — …дцать минут назад?»
Телефон звонит в кармане её домашних брюк. Она чувствует лёгкое щекотание и смеётся громче. С трудом достаёт мобильный неповреждённой рукой и прислоняет к уху.
— Так и знал, что это твой номер, — отвечает знакомый насмешливый голос, хотя она ни слова не произносит.
— Твой — это чей? — спрашивает Бейли, на секунду забыв о боли, смехе и лужице крови, темнеющей рядом. Перебирает в памяти имена, словно играясь, и до того, как буквы вспыхнут в мозгу, девушка вспоминает льдистый взгляд. Но мутные цифры, которые удаётся разобрать без затерявшихся очков, утверждают, что номер не может принадлежать ему. — Это не твой номер, — не доверяя себе, произносит.
Кто-то усмехается, и Бэй убеждается в своей правоте.
Дыхание Питера Хейла на другом конце провода каким-то образом приводит её в чувство, потому что девушка… сердится. Она тут, видите ли, истекает кровью, а он поговорить с чужого номера вздумал. Шутник.
Последние крупицы страха уходят. Смерть в его лице кажется Бейли полнейшим абсурдом, и она чувствует прилив сил. Нет, спасибо, рядом с Ноа умереть было бы не так обидно.
— Извини, что расстроил.
Бейли смотрит на хаос вокруг и с трудом фыркает:
— Да, ты очень меня расстроил. Ты самое неприятное из всего, что сегодня произошло.