Это только её дело, её жизнь и её страх.
Она просит выписать её как можно скорее, страшась возвращения Джеймса, не понимая или не желая понимать, что дядя настоял оставить её ещё ненамного здесь с полицейскими, изредка шныряющими по первому этажу. Многолюдность и наличие врачей убеждают его, что так племянница в безопасности, хотя другая часть уверена: запри он её в комнате и встань у двери с клюшкой для лакросса, результат был бы тем же.
Но Бейли настаивает. В палате ей только хуже, а топот в коридорах заставляет параноить. «Только не Джеймс, только не Джеймс».
Бейли как ребёнок, который боится монстра под кроватью, а все говорят, что там никого нет, или хуже — убеждают, что с монстром можно договориться. Так ответит Скотт, если она всё ему расскажет. Он не поймёт, слишком мечтательный, слишком идеализирующий мальчишка, делящий мир на белое и чёрное.
Она же видит в палитре серый цвет ярче, чем остальные. Таков её отец, — суровый, справедливый мужчина, научивший, что иногда без жертв не обойтись, — и таков Джеймс — чересчур безумный, чтобы назвать его злым. Бейли признаёт его альфой больше Скотта. Нельзя всегда выходить сухим из воды, как ни старайся.
Конечно, ничто не мешает попробовать. Финсток может остаться со стаей, внять словам такого же подростка, как и она сама.
Но глаза её видят иначе, чем глаза Скотта. И девушка представляет, как остаётся, идут годы, растёт стая. Представляет — угроза; видит страх, видит смерть в лице вернувшегося Джеймса. От него просто так не избавиться, он возвратится, как бумеранг. И, возможно, следующий раз будет другим — без разговоров, насмехательства и игр. Только кровь, только трупы. Им придётся убить его в любом случае, и лучше сейчас, пока все живы.
Альфа — вожак не из-за красных глаз, не из-за силы и способности сотворить себе подобных. Альфа принимает решения, делает то, что не могут другие. Альфа не может быть хорошим или плохим; он должен устранять угрозу любой ценой. Даже если в результате это лишь выбор наименьшего из зол.
Ей проще сотворить альфу из Питера Хейла, чем дожидаться, пока МакКолл дорастёт. У неё нет столько лет или десятилетий, — только сегодня, только сейчас.
За годы ожидания она сойдёт с ума и станет подобна Джеймсу.
Бэй думает об этом постоянно, не смыкая глаз. Мелисса приносит лекарства, от которых утихает под бинтами зуд, и рана немеет. Но конечности остаются напряжёнными, страх парализует, а паранойя вьёт из него паутину.
Покой касается век, только когда приходит Питер.
Смешно: она слышала, что добро побеждает зло, но в её случае, скорее, клин вышибают клином.
Питер единственный способен избавить её от кошмара, и сейчас она доверяет лишь его рукам, укрывающим её одеялом. Доверяет убийце, доверяет предателю и находит спасение в холодных, часто раздражённых чертах.
У страха глаза велики. Силы девушки истрачены на борьбу с одним монстром, и Хейл уже не пугает её как прежде.
Она и дремлет-то, только зная, что он рядом.
Их отношения начинаются не с симпатии и не с ненависти, также они не начинаются случайно. Они получают развитие с толчка, как и все прочие, в этом случае — с доверия.
Но доверие появилось не сегодня. Не в больнице, не в доме, куда пришла Ноа, и не в мыслях, когда секреты пролегли меж ними тонкой нитью.
Просто в лесу маленькая девочка спросила волка: «Вы убьёте меня?», — и он ответил: «Не сегодня».
***
— Знаешь, как отец разозлился?
Голос матери, близкий и далёкий, с шумом доносится из динамиков ноутбука.
— Я в порядке, — мямлит Бейли, и по лицам миссис Финсток и Питера догадывается, что прозвучало неправдоподобно. — Дяде вообще не следовало говорить вам об этом.
Женщина закатывает глаза и протирает камеру, заслонив ладонью обзор:
— Если бы он не сказал, было бы только хуже. Мне пришлось хорошенько прибраться в гостиной после гнева Лукаса, он всё порывался забрать тебя у Бобби, — Патриция сдувает со лба чёрную прядку и улыбается. — Он и так всегда недолюбливал моего братца, а тут такой повод.
Несмотря на улыбку, Бэй видит тревожную складку на её лбу.
— Меня всего лишь укусила собака, пирожок тут ни при чём.
— Знаю я, какие в Бейкон-Хиллс собаки водятся, — хмыкает Пат. — Будешь лапшу на уши другим вешать, а твоя мать там жила и не забыла этих «собак». Люк, конечно, всему, что ты скажешь, поверит, но я эти приёмчики знаю. У меня научилась. — Она водружает на тонкий нос очки, и пристальный взгляд проходится по дочери. — Я собираюсь навести справки, и если окажется, что мы говорим об одной и той же породе, — науськаю отца, вот увидишь.
Бейли вздыхает, но мать не закончила:
— Очень надеюсь, что Хейлы с этим не связаны. У нас всегда были с ними хорошие отношения.
Девушка на автомате поднимает взгляд на Питера и замечает заинтересованный огонёк в его глазах. От Патриции это не укрывается.
— Что такое? Ты не одна?
Бэй мотает головой, но ноутбук исчезает из её рук так быстро, что она и охнуть не успевает.
— Здравствуйте, — улыбается Питер в камеру. — Меня зовут Питер Хейл.
В палате повисает тишина, и больше всего на свете Бэй хочет провалиться сквозь землю. Она ожидает чего угодно, — негодования, вопросов, может, даже обвинений, — но только не того, что мама успокоится.
— Так вы брат Талии? А я вас узнала. Правда, когда видела вас в последний раз, вы были моложе и такой угрюмый, — улыбается Пат, а Бейли хмыкает, живо вообразив картинку, но затихает, когда женщина с недовольством просит быть потише. — Очень жаль вашу семью, Питер. Мы с Лукасом до сих пор с трудом верим в происшедшее.
Мужчина кивает. Он никогда не знает, как и что на такое отвечать, и просто вглядывается в лицо женщины, кажущейся ему смутно знакомой. Наверное, он и впрямь когда-то видел её, эту миниатюрную худосочную женщину; в былые времена к Талии приезжало много волков, некоторые — вместе с семьями, и она вполне могла быть одной из людей, посвящённых в тайну благодаря браку.
— Не волнуйтесь, миссис Финсток, мы присматриваем за вашей дочерью, — говорит Питер и подмигивает девушке. — Её и впрямь укусила собака. Знаете, — сбавляет он тон, словно для того, чтобы Бейли не услышала. Но она, естественно, слышит и краснеет с досады. — Она постоянно падает и ходит в ссадинах.
— Не знаю, как она до сих пор жива, — сокрушается Патриция. — Мы были против её отъезда. Боялись, что выпадет из окна автобуса и останется лежать на пыльной дороге, — Питер смеётся, а девчонка с головой залезает под одеяло. — В любом случае, Питер, как я уже сказала, мы всегда были дружны с семейством Хейлов. Мой муж дружил с Талией ещё до того, как женился на мне, и я, хоть не принадлежу к клану волков, любила её и доверила бы ей свою жизнь. Вы её брат, и я надеюсь, что могу доверять и вам, учитывая, что речь идёт о моём ребёнке.
Бейли не вылезает из-под одеяла, и он молча смотрит на этот холмик. Женщина прослеживает направление его взгляда, и несколько секунд они молчат.
— Она будет в порядке, — наконец, говорит Хейл, и серые глаза робко выныривают из-под одеяла. — С ней ничего не случится.
Мужчина всё ещё смотрит, и кожу начинает покалывать.
Если Питер сказал это для того, чтобы избавиться от её матери, — девушке всё равно: она ему доверяет. Он дважды доставил её в больницу, ни разу всерьёз не угрожал, и, в конце концов, они оказались на одной стороне.
И потом, Бейли верит Питеру, потому что, если подумать, ничего более ей не остаётся.
Девушка улыбается.
Слышится голос её матери:
— Будь так добр, — ворчит, не заметив, что перешла на «ты». — Может, ты и не помнишь Лукаса, но в случае чего я тебе совсем не завидую.
— Мама! — тянет Бейли и перевешивается с койки так, что теперь той видно и её, и мужчину. — Сказали же тебе, что всё хорошо. Да и ты мне говорила, что, если что-то случится, мне следует обращаться к ним, — она теснит Питера на стуле и пихает его локтем, но это то же самое, что двигать изваяние, так что ей достаётся лишь малая часть, и приходится облокотиться на него, что злит. — Это, вообще-то, мой ноутбук, моя палата и мой стул!