Разве кто-то способен понять, найти ту нить, что раз за разом, за годом год ведёт её к Джеймсу?
Она не отвечает, и Стилински делает свой вывод:
— Тогда ты ему помогаешь?
Последнее слово словно пощёчина. Помощь — не то, о чём следует говорить в этом случае; помощь — это добровольная поддержка, что-то неуловимо светлое, что-то правильное.
То, что объединяло Джеймса и Бейли, походит на истязание. Джеймс давит своим сумасшествием, гнёт стержень внутри неё, ожидая, когда она сломается, когда воспрянет и скажет: «Нет!». Но она не скажет; Финсток знает: когда это случится, всему придёт конец.
Внутри неё — буря и ураган, и одновременно там холодно, будто стужа завладела её душой. Бейли молчит, не зная, как сказать, как объяснить всё Стайлзу и стереть подозрение с его лица. Лучше бы он смотрел, как прежде, с болью.
Одно сомнение накладывается на другое, и это уже не остановить. Обжёгшись один раз, Стайлз всегда будет искать в её лице ложь.
Он что-то протягивает ей, и она на автомате принимает. Не задумываясь, не понимая, что происходит. И лишь при виде фотографии всё встаёт на свои места.
— Где ты..? — во рту пересыхает.
— Похоже, ты не любишь полицию именно поэтому: в архивах всегда есть что-то интересное.
— Стайлз…
Это бессилие. Отталкивая его сама, теперь она желает говорить с ним, но Стайлз не уверен, что хочет слушать. Да и будет ли сказанное правдой? Было ли вообще что-то правдой?
На фотографии ей семнадцать, и она на месте убийства. Местность опечатана жёлтой лентой, фон засвечен фарами, в правом уголке — край чёрного пакета и виднеется форменная одежда врача. А Джеймс выглядит так, будто сейчас начнёт двигаться: правая нога выдвинута вперёд, рука замерла, заправляя прядь Бейли за ухо.
— Нападение животного. Двое свидетелей, — заученным голосом произносит Стайлз.
Бейли помнит. Она никогда не забывает.
Они могли уйти тихо, как всегда, не попадая под прицел полиции, они могли, но Джеймсу захотелось покрасоваться. А ей хотелось крикнуть: «Нет!», но она смолчала. И вот оба они уже не убийцы, а свидетели жестокого убийства чернокожего подростка бешеным псом.
В её жизни каждая третья история так заканчивается — бешеным псом. По существу, это не ложь. Только вот пёс умеет обращаться человеком.
— Я совсем тебя не знаю, — говорит Стайлз.
Бейли разлепляет сухие губы. Из всего вороха мыслей она может произнести лишь одну:
— Не думай обо мне хуже, чем я есть, — она отрывает взгляд от фотографии, и Стайлз слишком хорошо знает эти глаза, чтобы устыдить в себе желание обнять её и утешить.
— Зачем ты приехала?
Финсток качает головой. Правда не спасает и не исцеляет, так нужна ли она?
— Мы сможем помочь тебе. Я смогу.
— Помочь мне с чем? — Бейли смеётся, и Стайлз морщится. Это не её смех, не тот, каким он его знает. — Может, ты хочешь помочь мне защититься от Джеймса? Так он мне не угрожает. Я единственная, кто вообще хоть немного в безопасности рядом с ним. А может, ты хочешь помочь мне избавиться от него? Уверена, он с радостью выслушает твоего праведного альфу, а в конце они пожмут друг другу руки и расстанутся добрыми друзьями, — поток слов перебивается смехом.
Стилински и впрямь её видит. Там, за мешковатой одеждой и вечно краснеющими щеками, скрывается Бейли с фотографии; Бейли, которую создал Джеймс.
— Или ты хочешь помочь мне защитить тебя? — у неё маленький шаг, но каким-то образом ей его хватает, чтобы преодолеть расстояние между ними. — Тогда сиди тихо, — тычок пальцем в его грудь, — и не высовывайся, — второй.
Она нажимает так сильно, что Стайлзу больно.
— Больше ты ничего не можешь сделать для меня. И если хочешь, чтобы и твой святой друг остался жив, не говори ему об этом. Пусть остаётся в своей скорлупке и зубрит прописные истины. Джеймс не по вам.
— Вместе мы сможем с ним справиться.
— Ты не успел ничего узнать обо мне, а уже сделал выводы по какой-то тупой фотографии, — бросает Бейли. — И Скотт сделает то же самое. Для вас мир делится на чёрное и белое. Но иногда с хорошими людьми случается всякое дерьмо, и выйти сухим из воды не получается. Слушай, просто… — она сама себя останавливает. — Просто оставайся там, где ты сейчас, и ничего не делай.
Девушка плотнее запахивается в куртку, хотя ветра нет.
— Самое смешное, что то, что я говорю, тебе непонятно. Что бы я ни сказала, ты будешь по-прежнему убеждён, что сможешь защитить меня, но ты не можешь. Иногда, Стайлз, это так не работает.
И Стилински и впрямь не понимает. Он не понимает, почему она не хочет положиться на него и Скотта, не понимает, как так случилось, что ничего не произошло, а они уже её подвели.
Кем она была, эта девушка, которую он думал, что знает?
Стайлз хочет знать правду. Но Бейли, в отличие от него, осознаёт, что знать правду — не значит понять её. Они просто смотрят на мир по-разному.
Прежде чем уйти, оставив его со своими ранними выводами и догадками, Финсток, стесня сердце, зная, что Стайлзу это не понравится, всё же оставляет ему часть правды, которую бы он смог понять:
— Что бы ты там ни думал, в одном ты прав — мы с Джеймсом связаны. И я действительно приехала сюда вместе с ним, — она молчит, прежде чем сказать то, что Стилински слышать не хочет: — И я всегда знала, что он хочет убить Скотта, и я замешана в этом. Сначала я надеялась, что твой друг будет достаточно силён, чтобы противостоять ему, но… по правде, меня никогда не беспокоило то, что он может умереть. И до сих пор ты — единственный, кого я хочу спасти. Но он важен для тебя. Поэтому ничего не говори Скотту об этом. Забудьте о Джеймсе. Я что-нибудь придумаю. Только держитесь от этого подальше.
Удивительно, но Бейли становится легче. Стайлз вряд ли когда-нибудь поймёт её, но она хотя бы сумела сказать ему то, о чём думала; она предупредила его.
А больше Бейли ничего не может ему дать. И конкретно в этот момент, когда он говорит, что спасёт её, но винит, она даже не уверена, что хочет этого.
***
Питер глушит мотор на обочине дороге:
— Антиок?
Серые глаза показываются из-под карты, мигом оценивают обстановку и мигают. Бейли чувствует, что мужчина еле сдерживается, чтобы не выкинуть её за шкирку из машины, но всё равно кивает:
— Антиок.
Для неё всё предельно просто: адрес, который ей дал Джексон, говорит, что путь их лежит точно в город Антиок, находящийся в округе Контра-Коста. Хейл её воодушевления не разделяет:
— И мы должны туда ехать, потому что там скрываются Джексон и Наоми, а ты дала Хеймсу их адрес и думаешь, что он поедет туда, чтобы убить Наоми, потому что… Где-то здесь я потерял смысл.
— Он Джеймс, — сухо отвечает Бейли.
Ей совсем не хочется разговаривать; она всё ещё думает о Стайлзе, о том, как он смотрел на неё. Финсток вовсе не больно, скорее тошно. Это тоже причина никому ничего не рассказывать: она боится, что и родители, и дядя, и остальные, — все будут смотреть на неё так.
Бейли не гордится собой, она делала много вещей, за которые можно презирать, но не стыдится этого. Случись всё снова — она поступила бы так же.
Но взгляд Стайлза — а он ведь ничего, ничего не знает о ней! — заставляет злиться. Почему все думают, что могут судить её? И почему это должен быть он?
Девушка отворачивается к окну, и сердце её болит. Алисия думала бы так же, как Стайлз?
— Ты скажешь, какого чёрта мы вообще делаем?
Питеру всё это надоедает. Его раздражает, что девчонка уселась в машину, ничего толком не объяснив, что они застряли на дороге и что при этом она выглядит так, словно у неё кто-то умер.
Мужчина пальцами хватает её за подбородок, вынуждая посмотреть на него. В тесноте салона они оказываются настолько близко, что бессильная злость Бейли неотделима от раздражения Питера, и на какой-то момент — краткий, но яркий — Хейл думает, что будет, если он сожмёт ладонь на её горле.
Так доверчиво, так покорно бьётся на горле жилка; и так опаслив взгляд, упрямо сжаты губы. Они созданы улыбаться, дразнить и говорить глупости. Молчание им не идёт.