Им нельзя останавливаться.
— Или ты собираешься идти отсюда до Антиока? — насмешливо спрашивает Питер, когда достаёт ноутбук и убирает в карманы мелкие предметы вроде телефона и ключей от машины.
Бейли смотрит на дорогу, на небо — тёмное, с густыми тяжёлыми облаками — и вздыхает. Конечно, Хейл прав, и идти в мотель — лучшее, что они могут сделать. Но время не остановится, и Джеймс тоже.
Где он? Как далеко успел забраться? А может, он уже на месте?
— Нужно сообщить Наоми, что у нас проблемы. Она может увести Джексона на пару дней, словно они в гостях или ещё что… Я знаю, как это глупо, но что ещё ты предлагаешь? — восклицает Бейли, поймав на себе взгляд Питера. — Если они съедут, то Джеймс поймёт, что…
Питер как-то странно смотрит на неё, словно забавляется.
— Не могу понять, — говорит он. — Тебя волнует, что Хеймс убьёт Джексона или что убьёт его и исчезнет, и мы его не застанем?
Бейли моргает, не до конца понимая, что он имеет в виду. Прокручивает в голове собственные слова, кажущиеся ей логичными, и замечает в них прореху: «если они съедут…». Это ведь совсем просто — сказать Джексону и Наоми уехать, соврать Джеймсу, что-нибудь придумать и подождать, пока не подвернётся под руку более удачный случай.
Но ей больше не хочется ждать, она не готова потерять надежду, — слабую, еле живую, но всё же надежду, — что скоро всё закончится.
Бейли любит Джексона и волнуется о нём; но рациональная её часть, отбросив сентиментальность, уверена, что сейчас мизерный шанс важнее брата.
Озарение приходит вместе с болью. Не то чтобы девушка не понимала, какой опасности подвергает Джексона, когда шла к Джеймсу. О, Бейли знала, на что способен этот сумасшедший волк, и всё равно решила рискнуть братом. Что-то подсказывало ей: завтра может не наступить для всех них, а может, только для одного. И это нормально — пожертвовать кем-то (Наоми, Джексоном или обоими) ради сотен.
Наверное, в глазах Скотта этот выбор был неверен; наверное, он бы сказал, что Бейли поступает плохо. Но сама она засомневалась лишь сейчас, когда речь зашла о её брате.
— Меня волнует всё это, — наконец отвечает Бейли. В голосе её нет ни вызова, ни признания; она просто хочет, чтобы всё закончилось. — И ты прав, больше — второе. Я не могу упустить эту возможность.
Питер глядит на неё, но уже без смеха — его всегда удивляло, когда девчонка делала не то, чего он от неё ждал. Она всегда умудрялась делать это — заставлять Хейла смотреть на неё, видеть, понимать.
Бейли никогда не говорила, почему поступает так, как поступает, но Питер и так знает, потому что в её лице знакомые ему черты — тень его собственного прошлого, его отражение.
Питер помнит. Он помнит всех, кого потерял, в особенности — Лору. Старшая из его племянников, статная и горделивая, как и её мать, но наивнее. Ни Кора, ни Дерек не вызывали в нём и сотой части той родственной привязанности, что была между ними. И это не помешало ему убить её.
Лора — жертва, которую он принёс, потому что не мог больше ждать.
В этом Питер и Бейли похожи: оба хотят получить всё и сразу, ожидание для них невыносимо. Каждый из них словно плотина, давшая течь; во́ды времени подтачивают сердца, и вот их уже несёт течением. Невзирая на каменистые препятствия, двое стремятся навстречу цели — уже ничего не видя, не замечая, не жалея.
Питер всё смотрит на неё — эту маленькую, крепкую девушку, а она поднимает лицо к небу и говорит:
— Кажется, будет гроза.
Слова Бейли отрезвляют его. Все эти мысль — чушь. Девчонка нужна ему только пока нужна Джеймсу; Финсток имеет цену, пока псих готов отрывать за неё руки.
— Придётся тебе поторопиться на своих коротких ногах.
— Эй!
Она сердится, но замирает, когда Питер подходит ближе. Лишь серые глаза с подозрением следят за ним из-за стёкол очков. Но вместе с настороженностью присутствует в них и нечто другое — глубокое и волнующее.
Мужчина приподнимает низ её куртки и вдевает бегунок в разъёмный ограничитель. Тянет «собачку» вверх, и звенья на молнии сцепляются, словно крохотная змейка поднимается к горлу Финсток.
— Пойдём.
Питер отворачивается, а Бейли сглатывает, и ладони её трогают застёжку, ещё тёплую от чужих рук.
Через минуту польёт дождь и смоет остатки тепла, ещё через несколько девушка вспомнит, что хотела связаться с Наоми, через десять же на обочине мигнёт холодный яростный взгляд.
Время снова возьмёт своё.
А пока двое продолжают путь.
***
Мистер Шнаппс ненавидит мотель, доставшийся ему от матери, сосны, обступившие его со всех сторон, и жизнь свою ненавидит тоже. Список пополняет презрение к жарко́му и полная нелюбовь к индийским фильмам. Но что он сейчас ненавидит больше всего, так это зарядивший с обеда ливень.
— Мистер Шнаппс! Мистер Шнаппс, — юркий старик, перепрыгивая через ступеньку и взирая на всё пугливыми слезящимися глазами, тормозит у стойки и частит: — А воды-то, милок, и нет! Отключили!
Ещё мистер Шнаппс ненавидит, когда чужие люди зовут его «милок».
— На улице сейчас полно воды, поставьте вёдра и живите счастливо.
— Скажешь тоже, милок…
В момент, когда терпение у мистера Шнаппса кончается и он готов высказать всё своему вечному старому постояльцу, звенит дверной колокольчик и дверь мотеля открывается.
Ввалившаяся первой девушка снимает очки и пытается протереть их о свою же мокрую насквозь одежду. Мужчина, вошедший следом, щёлкает её пальцем по голове, и она, вздохнув при виде разводов на толстых линзах, обращается к мистеру Шнаппсу:
— Простите, — Бейли продвигается вперёд, оставляя за собой грязные следы. Мистер Шнаппс ненавидит грязь. — Нельзя ли здесь где-нибудь арендовать машину?
— Машину! — всплёскивает руками бодрый старик. — Как давно я никуда не ездил! Как чудесно путешествовать вместе! Вы ведь путешествуете вместе с м-м-м…. мужем, милочка?
Он подхватывает её под локоть, не замечая, что с девушки ручьями стекает вода.
— А… м-м-м… да.
— Чудесно, чудесно!
— Здесь нет никаких машин, мисс, — чопорно отвечает мистер Шнаппс, жалея об этом. Очень уж ему хочется, чтобы эти двое забрали надоедливого старикашку и уехали путешествовать.
— Но есть автобус, — добавляет добродушный старик. — Утром приезжает, едет в Антиок, потом — в Данвилл.
— Нам в Антиок и надо, дедушка, — Бейли ждёт, пока тот подышит на её очки и аккуратно протрёт их о свой джемпер, прежде чем нацепить ей на нос.
— Чудесно, чудесно! — радуется старик. — Так и оставайтесь на ночь! Ноченька — это ж то самое для молодых супругов!
Питер, которому мотель при первом же взгляде не понравился, приподнимает брови и глядит на свою спутницу. Бейли разве что не смеётся, а старик и вовсе лучится счастьем, словно присутствие их двоих — величайшая радость в его жизни.
— У нас нет воды! — ни с того ни с сего рявкает мистер Шнаппс, полностью игнорируя тот факт, что оба пришедших промокли до нитки.
— Жаль, — с иронией отмечает Питер. — Мы как раз хотели помыться.
Мистер Шнаппс, подбоченившись, высокомерно поднимает голову, а старик, напротив, как-то уменьшается на глазах и вновь начинает лопотать:
— Воды-то и нет, молодой человек! Я тоже собрался мыться, а воды и нет! — и он так резко отпускает руку Бейли, что девушка покачивается. — Вёдра! Всё-таки вёдра! — и улепётывает на улицу.
Мистер Шнаппс испускает возглас — то ли стон, то ли крик — и семенит следом за стариком, погодя впихнув Питеру в руку ключ и бросив:
— Тринадцатый номер, сэр. Устраивайтесь, я оформлю вас позднее. Томас, Томас, вернись сейчас же!
Бейли и Питер переглядываются.
— Почему когда ты рядом, вокруг всегда найдётся какой-нибудь псих? — спрашивает Хейл.
Финсток корчит физиономию, хотя ей и самой интересно. По крайней мере, этот чудик всего лишь носится под окнами, вопя: «Больше вёдер, милок, больше вёдер!», — а не желает им смерти.