Бейли знает, что и Мелисса, и Скотт, и Стайлз волнуются из-за её обращения. Они то и дело смотрят на неё так, словно она должна сделать что-то… пугающее?
У Финсток ни глаза не светятся, ни когти ей выпускать не удаётся. Да, взгляд её стал острее, а движения — проворнее, но это не кажется чем-то выдающимся.
Да и не понимала она, чего ждать, если ей и полнолуния пережить ещё не довелось, — ведь она, если подумать, только в стадии превращения в настоящего оборотня.
По сути, Бейли так и оставалась человеком, и единственное, что по-настоящему её мучило, — это кошмары. Она не знала, стали ли её сны ярче и реалистичнее из-за того, что всё внутри неё менялось, или же это из-за стресса последних дней.
Бейли, как и остальные, надеялась, что после полнолуния всё придёт в норму, что и человек и зверь в ней сольются воедино и она обретёт покой.
Когда девушка засыпала или, наоборот, до того как она окончательно просыпалась, ею овладевал страх — слабое и тонкое, как нить, понимание, что она не до конца владеет собой.
Словно в ней жило какое-то существо, которое скреблось и ждало своего часа.
Но сейчас, когда солнце уже поднялось и рядом была Мелисса, Бэй прогнала прочь дурные мысли.
Она не сошла с ума. Она в порядке. Всё идёт согласно её плану.
Наверное, дело в том, что у оборотней обостряется чувствительность. Возможно, все они через это проходят. Но спрашивать у Скотта она не собирается, а оборотни вроде Джеймса и Дерека — рождённые такими — могут развиваться иначе.
Хотя, будь тут Питер, она бы всё-таки у него спросила.
Питер.
Бейли щурится, вспомнив, что ей что-то снилось, и там, вроде как, был старший Хейл, и она что-то хотела ему сказать, очень многое, но никак не могла вспомнить. В памяти всплывают только кошмары с участием МакКолла, и, вся в холодном поту, Бейли всё ещё чувствует на языке вкус крови.
И машинально — до того, как она понимает, что делает, — девушка облизывается.
— Я налью воды, — Мелисса замечает это её движение и понимает его по-своему, но Бейли, сначала застывшая, улыбается и качает головой.
— Нет, я… Всё хорошо. Мы уже можем ехать?
Женщина скептично оглядывает свою белую, как снег, и столь же хрупкую пациентку. Будь это кто другой, она бы оставила его в больнице как минимум на неделю. Но завтра полнолуние, и Мелисса понимает, что Бейли здесь оставаться не стоит.
— Да. Думаю, доктор Моррисон всё равно столкнётся с нами на выходе, чтобы спросить, точно ли я увожу тебя под свою ответственность.
Бейли улыбается шире, и хоть Мелисса улыбается в ответ, они обе знают, что девушка делает это лишь из вежливости.
Бейли не может спокойно смотреть в глаза этой женщине, зная, что завтрашней ночью собирается убить её сына. Как бы девушка ни желала смерти Скотту, она не могла не думать о том, что будет с Мелиссой и Стайлзом.
И когда они приходили и старались подбодрить её, Бейли начинала сомневаться. Но при взгляде на МакКолла на языке снова ощущался металлический привкус крови, и хоть это походило на самоистязание, Бэй это… нравилось.
Мысль о том, чтобы пустить кровь Скотту МакКоллу, тешила её тёмные скрытые желания.
— Я поеду домой послезавтра, не хочу вас беспокоить, — говорит Бейли и сама себя презирает. Естественно, она не останется в их доме после полнолуния, да и в этом городе — тоже.
Нужно будет придумать, что делать с дядей, когда он очнётся, — не везти же его с собой непонятно куда, особенно если в дело ввяжется шериф Стилински. Но об этом Бейли как-то особо не размышляет. Она вообще не думает, что будет после, как будто не верит, что этот день настанет.
Как она будет жить, что делать?
Это не имеет значения. Не сейчас.
— Оставайся у нас, пока Бобби не поправится. Тебе не нужно жить одной, — не соглашается Мелисса. — К тому же наверняка тебе придётся учиться всем этим штучкам… ну, ты знаешь.
Женщина так это произносит, так отмахивается при этом рукой, словно оборотень — это не раса, отличная от человека, а профессия, которой можно научиться, что улыбка Бейли становится чуть более искренней. Мелисса ей нравится. И ей жаль.
Медсестра помогает девушке подняться и одеться. Странное дело: на Бейли всё должно заживать, как на собаке, а она всё ещё чувствует себя больной.
Ей настолько худо, что она некоторое время не говорит, — все силы уходят на то, чтобы стоять прямо. Тело её непонятным образом ноет, как будто требует что-то, и в голову Бэй приходит только одно слово: «Ломка».
Но причин этому она найти не в состоянии.
Мелисса придерживает Бейли за плечи, пока они выходят из палаты, спускаются на лифте вниз и идут на выход. Предсказание МакКолл оказывается верным: их действительно останавливает седой врач.
— Иди в машину, Стайлз уже должен был подъехать, он отвезёт тебя на джипе. Я приеду после смены. Чувствуй себя как дома и не стесняйся высказать Скотту, если он не успеет приготовить тебе спальное место к вашему приезду.
Бейли кивает, — всё, на что хватает сил. Доктор провожает её подозрительным взглядом, но обращается к Мелиссе. Девушка выходит на улицу, не обращая внимания на шум его голоса в голове: даже за закрытыми дверями больницы она продолжает его слышать. Занудство.
— Бейли!
Окрик Стайлза звучит непривычно громко, и девушка вздрагивает. Юноша приподнимает руки вверх, словно пасуя перед ней, боясь её испугать. Испугать её? О Стайлз, это ты должен её бояться!
— Давай, я помогу тебе сесть в машину, — Стилински суетится вокруг неё. Бэй и не замечает, как оказывается возле джипа, и парень подсаживает её, а затем застёгивает ремень безопасности и захлопывает дверь с её стороны.
Бейли моргает и поворачивает голову в сторону водительского сиденья, а Стайлз уже на месте и продолжает мельтешить, точно не знает, как сесть поудобнее, что сказать и что сделать.
Она замечает, что он нервничает и судорожно сжимает руль руками, и улыбка у него, и веселье такие же настоящие, как и у неё. Это как-то трогает её: то, как он не может смотреть ей в глаза.
Девушка молчит, и вместо того, чтобы завести машину, Стайлз через пять минут замирает, крепче сжимает руль, замолкает, склоняет голову, закрывая глаза, и шумно выдыхает. Бейли несколько обескуражена его поведением и потому ждёт, пока он соберётся с мыслями.
— Возможно, ты права. Я знаю, что ты думаешь обо мне и Скотте… Знаю, что ты никогда нас не простишь. Мы просто два идиота, которые только и могут, что создавать проблемы. Два бесполезных идиота.
Часть Бейли — та часть, для которой Стайлз стал другом, ещё умеющая удивляться и переживать, — испытывает всё это разом. Девушку поражает то, как звучит голос юноши. В нём даже чувства нет, он — сплошь рана.
Бейли выдерживает паузу, а после говорит, и голос её звучит мягко:
— Ты не бесполезен, Стайлз. Кто угодно, только не ты, — она трогает его за плечо, вынуждая смотреть ей в глаза. — Я всегда считала и продолжаю считать, что из всех нас ты лучший.
Их взгляды встречаются.
— И если честно, ты один из немногого хорошего, что дал мне Бейкон-Хиллс.
У Стайлза раненые глаза, — последнее из того, что хотелось бы видеть Бейли. Она знает, что, если ненавидит МакКолла, должна ненавидеть и Стилински, ведь они были там вдвоём, они сделали это вместе.
Но человек, которым она когда-то была, человек, желающий найти оправдание каждому, на краткий миг поднимает голову, и она не может винить Стайлза.
Монстр молчит. Монстру нечего противопоставить Стайлзу Стилински.
Стайлз вглядывается в её глаза в поисках лжи. Но если в словах или взгляде Бейли и есть капля нечестности, её не видно. Парень отводит взгляд, переваривает услышанное, а затем, словно пересилив себя, произносит:
— Остальное хорошее — это Питер? — хоть это и сказано шутливо, голос у него всё ещё напряжённый.
Бейли оценивает эту его попытку и кратко смеётся — сухим, но вполне добрым смехом:
— Не думаю, что слова «хороший» и «Питер» могут стоять в одном предложении, — улыбается она. — Однако здесь ты прав.