Плечи Питера напрягаются. Бейли ничего не делает, даже не пытается, но он ощущает, как она снова ускользает. И на пепелище появляются Скотт и Стайлз.
========== Глава 21 ==========
Бейли улавливает искомый запах, ощеривается и с лёгкостью вырывается из рук Питера, — юркое маленькое животное с ужасающе длинными клыками, а не человек.
Несмотря на внезапность происходящего, — появление двух подростков и возвращение «зверя», — мужчине удалось бы перехватить Бейли, если бы не одно «но»: Джексон.
Парень, возникший словно из воздуха, срывается с места почти одновременно с сестрой и оказывается прямо за спиной мужчины. Питер ощущает, как пальцы Уиттмора впиваются в глубокий укус на плече.
Только сейчас Хейл понимает, как сильно девчонка его потрепала: кожа на спине висит лоскутами, несколько рёбер сломано, и всюду раны, не перестающие кровоточить.
И всё-таки тот факт, что Джексон не просто затормаживает его, а удерживает, застаёт врасплох. Уиттмор заламывает ему руки, вынуждая опуститься на колени, — не столь позорная, сколько нелепая ситуация.
Плевать, если бы это был Скотт или Джеймс, — по крайней мере, они альфы. Но этот щенок?
Питер пытается избавиться от Джексона, однако это не так-то просто. Рёбра тут же отзываются болью, и каждое движение сопровождается звуком, который ни с чем не спутать: это звук рвущейся кожи.
Ощущение тёплой крови на спине тут же напоминает о том, что и в лучшем случае он выглядит как человек, которого огрели плетьми раз тридцать.
Хватка Уиттмора становится сильнее, но на Хейла он не смотрит. Что говорить, и сам Питер, пытаясь от него избавиться, не отводит взгляда от того, что происходит впереди.
Стайлз держит биту, но не пытается пустить её в ход: просто не успевает, потому что нечто, ещё пять минут назад бывшее Бейли Финсток, движется с невероятной скоростью.
Даже Питер с его волчьим зрением видит только сам прыжок, — резкое, яростное движение смерти.
Скотт перехватывает Бейли до того, как она обрушивается на него, валит её на землю — при этом поднимается слой пепла, и одна из обгоревших досок, оставшихся от дома мисс Голлум, трещит под девушкой — и усаживается сверху.
Юноша сжимает коленями её ноги, а запястья почти вдавливает в землю, и всё-таки боли нет. И Бейли нет тоже — лишь хрипящее существо, ведомое инстинктом. Убить. Убить. Убить.
— Бейли! Бейли, послушай меня, — Скотт старается, правда старается не поддаваться внезапно подступившему страху, что зверь, бьющийся в его руках, не сможет снова стать Бейли Финсток, — несуразной маленькой девочкой с умными, взрослыми глазами.
Девочкой, которая его ненавидит.
Скотт и сам себя ненавидит: за то, что видит в янтарных глазах, за рычание, за первобытный утробный звук, срывающийся с обескровленных губ девушки.
Он продолжает повторять: «Бейли! Бейли, приди в себя, послушай!», — но взгляд у неё не проясняется. Это всё тот же взгляд заразившейся бешенством собаки, означающий, что нет ни страха, ни боли, ни единой преграды, одно лишь желание. Жажда: убить, убить, убить.
Луна светит ярко и отражается в глазах Финсток, и те искрятся, но луна не признаёт своего ребёнка, а прячется за облаками, словно пугаясь.
Бейли Финсток не человек, не оборотень. Это демон, желающий обглодать труп Скотта МакКолла, демон, им самим и взращённый.
— Бейли.
Она вытягивает шею и клацает зубами всего в паре сантиметров от его лица. Скотт повторяет её имя раз за разом, как заклинание, пока его самого не окликают.
— Скотт.
МакКолл резко поворачивает голову, уже готовый спорить. Всё будет хорошо. Не говорите, что это конец. Не говорите, что она не вернётся.
Это всего лишь луна. Полнолуние пройдёт, и Бейли будет в порядке.
Она не исчезла.
Только не из-за него.
Но во взгляде Стайлза нет упорства, нет надежды; там ничего нет, кроме отрезвляющей глухой боли. Это… конец?
— Всё будет хорошо, — говорит ему Скотт.
Они верили в это по пути сюда. И перестали, когда увидели монстра, готового разорвать в клочья стоящего у него на пути Питера. Но ведь это всё ещё Бейли, верно? Она же остановилась, была готова позволить увести её домой…
Монстр, живущий в ней, не выбор, а следствие.
Но что же в конечном счёте способствовало трансформации Бейли в это? Джеймс? Укус Наоми? Или… сам Скотт?
Может, из-за таких, как Бейли, оборотней и называют монстрами. Может, из-за таких, как Скотт, монстры и появляются.
Зов луны, спрятавшейся за облаками, терзающий его каждый месяц, как и всегда, утихает. Скотт ощущает, как необъятная сила, наливающая его тело в эти минуты, понемногу иссякает.
А Бейли никак не реагирует. Луна ею не управляет.
Этому существу ничто не указ.
Убить. Убить. Убить.
Время истекает. С каждым мгновением, с каждой мыслью, которой сейчас не место, сила Скотта колеблется, а ярость девушки становится всё неистовей.
— Ты же её альфа, — шипит Питер.
«Это не так, — хочет сказать Скотт, но не в силах отвести взгляда от завораживающе-опасных жёлтых глаз. Впервые в них мелькает что-то, помимо жажды его смерти: то ли усмешка, то ли довольство. Наверняка то же выражение бывает у животных, поймавших свою добычу. — Так же, как ты не был моим альфой. Мы создаём, но не управляем».
— Он прав, — вдруг соглашается с Хейлом Стайлз. — Попробуй использовать эти свои штуки.
Скотт не верит, что «эти его штуки» сработают. Но что ещё остаётся? Ждать, когда наступит утро? Отпустить её, и пусть делает, что вздумается?
А если это навсегда?
«Почему оно должно быть навсегда?» — сам себя спрашивает МакКолл, но ответ уже известен.
Парень вспоминает испытующий, пронзительный взгляд, то сражающий холодом, то уничижающий жаром; вспоминает лицо, повёрнутое к нему с истязающей ненавистью, гневом и презрением, — Бейли была жестокой, рациональной и упрямо идущей к цели и до своего обращения.
Она казалась ребёнком, но не была им. Уже тогда в ней было что-то хищное.
И если Бейли придёт в себя, если эмоции хлынут через край — эмоции, скрытые пока что животным инстинктом оборотня, — если человек одержит верх над зверем, лучше не станет.
Станет хуже.
Скотт смотрит Бейли в глаза. Её прерывистое дыхание щекочет ему горло: склонись он чуть ниже, и девушка перекусит артерию на его шее.
Это принесёт ей покой?
Вина, ужас, страх — всё, что было в нём, исчезает. Может, оно и к лучшему?
Бейли права, все кругом правы: нельзя спасти всех. Один всегда умрёт; нельзя быть героем, не имея жертвы. Возможно, сегодня его черёд.
И тогда всё закончится.
МакКолл немного отстраняется, чтобы лучше видеть Финсток, — то, что он создал своими руками. Альфа создал бету, а человек — монстра.
Он за неё в ответе.
Глаза Скотта становятся красными, и лицо меняется, однако по сравнению с Бейли он выглядит почти нормально.
«Всё будет хорошо».
Рёв альфы — громкий, властный, немного покровительственный — разносится над пепелищем, и всё затихает, даже треск сгоревшего дома. Скотт чувствует, как девушка под ним замерла и сжалась. Но он чует, что она сопротивляется.
«Всё будет хорошо».
Скотт и не удивляется, что Бейли с ещё большей силой кидается вперёд, явно желая вцепиться зубами в его плоть, но вместо того, чтобы сделать это, рычит в ответ, — или орёт.
А после девушка скидывает его с себя и нависает сверху, и когти впиваются ему в кожу.
Боковым зрением парень видит, что Стайлз тут же кидается к ним — Питер вроде как тоже дёргается, но Джексон не позволяет ему сдвинуться с места, наблюдая за происходящим — и кричит:
— Нет! Стайлз, нет! Стой на месте!
Стилински останавливается. Кажется ли, или удивление, мелькнувшее на его лице, сверкает и в глазах Бейли?
В любом случае она не сразу кидается на Скотта; щерится, но не нападает. Она обескуражена?
— Всё хорошо, — говорит Скотт. Бейли склоняет голову набок, точно смысл его слов ей непонятен. — Делай, что должна.