С того момента, как в её жизни появился Джеймс, Бейли всего лишь старалась выжить. Трупы вокруг неё плодились, но она закрывала на это глаза, — ведь она оставалась живой.
Сегодняшний день ничем не отличается от других. Внутри неё живёт монстр, и если она его выпустит, наверняка сумеет выжить. Она, но не они.
И впервые за последние годы это не вызывает в ней радости. Бейли Финсток не хотела жить такой ценой. Ей нужны Питер и Джексон. Покой, который она сумела найти в себе, основывался на них и Бобби. Как она могла потерять хоть одного из них?
Ради всего святого, если заглянуть глубже, она бы даже смерть Джеймса перенесла бы с трудом!
Потому что любила их и хотела защитить. И сейчас этот инстинкт сильнее прочих — сильнее монстра и мести и важнее неё. И пусть сотни людей умрут, и она не пошевелит и пальцем, чтобы спасти их. Но эти люди — её единственная семья. Их она потерять не может.
— Уходи.
Бейли поднимает взгляд на Питера, когда он говорит. Ей тоже хочется многое ему сказать, но она не знает, как, и просто улыбается. И в улыбке её нет ни страха, ни ярости, ни ненависти, — ничего из того, что создало её такой.
Мёртвые, живущие в её крови, молчат. Монстра не слышно.
Есть только она и чувство, не причиняющее боли.
И наконец-то слова незримой Патриции становятся правдой, и она ощущает себя свободной. Всю жизнь бежать от смерти и найти её вот такой рядом с друзьями, семьёй и мужчиной, которого она полюбила, не кажется таким уж плохим концом.
— Бейли, уходи сейчас же!
Но она качает головой и вдруг говорит Питеру, медленным, негромким голосом, в которой звучит всё и ничего:
— Я солгала тебе. Там, в больнице, — они оба помнят об этом. О словах, которые она сказала: «Нас больше ничего не связывает». Но вместо того, чтобы произнести вслух их, Бейли произносит совсем другие слова: — О том, что ты сможешь стать альфой без меня.
Улыбка её становится шире, — упрямая, даже задиристая улыбка, которая вызывает в Питере всё то же противоречие: желание обнять и задушить. В его отягощённом ранами подневольном теле смешались настойчивость и ярость.
— Бейли!
Но она больше на него не смотрит. С трудом отвернувшись, девушка поднимается на ноги. Сердце её бьётся гулко и часто, тяжёлые удары разносятся по грудной клетке, и она знает, что все их слышат.
Монстр остаётся у земли. Сегодня он ей больше не понадобится.
— Бейли… — тихий голос Стайлза она не замечает.
Девушка сосредотачивает всё своё внимание на Скотте — или, по крайней мере, пытается, потому что зов Питера по-прежнему её отвлекает. МакКолл смотрит на неё снизу вверх всё с тем же спокойным, утешающим выражением. И в данный момент парень не вызывает в ней ни ненависти, ни приязни.
Но когда она склоняется к нему, когда ладони её опускаются на его лицо, а тонкий стан скрывает его от остальных, Бейли произносит одними лишь губами:
— Не думаю, что смогу простить тебя хоть когда-нибудь, — и продолжает, очень медленно: — но твоя смерть действительно не сделает меня счастливой.
Губы Скотта слегка дёргаются.
— Бейли, нет… — снова пробует Стайлз.
Скотт и Бейли смотрят друг на друга. «Всё хорошо», — уверяет его взгляд. «Всё хорошо», — точно так же думает она. Они готовы, но к разным вещам.
Финсток остаётся человеком. Она не использует ни клыки, ни зубы, и даже быстрота движений не особо сказывается. Удар в грудь Скотта оказывается сильным, и импульсами в пальцах отзывается последний стук его сердца. Она знает, с какой силой нужно бить, и только мысленно считает уходящие секунды.
Дыхание склонившейся Бейли прогоняет смертельный холод, сковавший тело юноши, когда она осторожно опускает тело на землю. Скотт ещё видит, как пальцы её трогают его веки, смежая их, а потом всё вокруг заслоняет тьма, быстро, словно пучина.
Дыхание Скотта останавливается. Стайлз издаёт непонятный звук, словно хотел изрыгнуть проклятье, но получился лишь невнятный стон.
Бейли смаргивает, чтобы избавиться от вида мёртвого лица, — радости он ей не приносит, — и выпрямляется как раз вовремя, чтобы ощутить нетерпеливое присутствие брата за спиной. Рептилоидная кожа Джексона не намного холоднее её собственной.
— Может, конечно, стоило бы подождать. Не знаю, сколько требуется времени, чтобы сила… — Уиттмор не продолжает.
Джексон разворачивает её к себе, и пальцы сжимают девичье горло. Бейли не вздрагивает, когда чувствует касание когтей — они лишь оставляют тонкие царапины. Что-то клокочет внутри канимы, но он не нападает. Скалится — и только.
— Бейли!
Финсток не двигается. Ей вдруг хочется протянуть руку и погладить брата по щеке; хочется сказать, что ему не нужно ничего доказывать. Хочется утешить и успокоить, но в его лице она видит Лукаса и знает, что словами тут не помочь. Иногда они не имеют значения.
Бывают такие случае, когда человек может понять что-то, лишь сотворив непоправимое, и сейчас именно такой случай. Похоже, сегодня она и впрямь спасёт всех. Кроме себя.
Джексон не ощущает сопротивления, и зверь медлит так же, как замедлилась Бейли, напав на Скотта. А вот человек внутри него отчаянно пытается осуществить задуманное как можно быстрее — потому что это трудно, потому что он может передумать.
Не зная, каким образом сила альфы переходит от одного оборотня к другому, он всё же решает поспешить, боясь, что рассудок в нём возьмёт верх, а сердечная привязанность к сестре перебьёт ненависть к непутёвому мёртвому отцу.
А глаза Бейли спокойно, не осуждающе и любя смотрят прямо на него; глаза невозмутимой девушки, только что убившей человека. И во взгляде её он читает то, что выводит его из себя: «Я твоя сестра. Мы семья, что бы ни случилось».
Джексон поднимает вторую руку, и когти, как короткие смертоносные клинки, опускаются на неё.
Бейли не вздрагивает, но напрягается, поскольку зверь в ней с трудом удерживаться от обороны. Она не может навредить брату; она расставила приоритеты.
Но, наверное, Бейли всё-таки инстинктивно сдаёт назад, отклоняясь от опасности, едва не споткнувшись о тело Скотта, и странное дело — ветер словно подхватывает её и тянет подальше от Джексона. Когда футболку сзади перестают тянуть, и чья-то рука отодвигает её за широкую спину, она понимает, что природа тут ни при чём.
Всё это время, стоя на пепелище, Бейли была занята мыслями о себе, своём прошлом и семье и забыла о том, кто всегда был за её плечом. Прежде он был во всём — в мёртвых жуках под её подошвой, в ожесточённых глазах отца, смотрящего на луну. Мужчина, который не любил, когда её трогали.
Возможно, безумие Джеймса оказалось заразительным, а может, она слишком хорошо его знала, — порывистость движений и действий, часто приводящая к смерти окружающих. Бейли подлаживается под него, предвидя то, что вот-вот произойдёт.
Она знает: Джеймс, защищающий своё, не хочет ни напугать, ни ранить, все его действия направлены лишь на убийство. И, решившись спасти всех, кто сегодня здесь, девушка не могла допустить подобного.
До того, как всё происходит, Бейли понимает, что ждала этого момента все последние годы. Уже тогда, встретив Джеймса впервые, она поняла, что умрёт от его руки. Может, она и бежала вовсе не из-за трупов, а потому, что понимала: тех, кого Джеймс любит, он рано или поздно убивает.
Может, поэтому она не страшилась ни Питера, на Наоми, никого из ныне живущих; жизнь её принадлежала многим людям, но над смертью её довлел лишь один человек.
Три года Бейли Финсток избегала не щадящих никого рук Джеймса и позволяла ему многое. Ей казалось, в этой борьбе для неё нет ничего важнее собственной жизни. Сегодня всё иначе.
Девушка не успевает ни удержать Джеймса, ни оттолкнуть от брата, — только мелькнуть между ними, закрывая Джексона собой, и воздух со скрипом выходит из её лёгких, когда рука пробивает грудь, и внутри внезапно становится пусто.
Она ощущает «настоящие» — человеческие — руки брата сначала на своих лопатках, затем — на плечах, чувствует, что он обхватывает её сзади, не позволяя упасть, и слышит крик — тот разносится ниоткуда и отовсюду сразу.