Эти размышления промелькнули у меня в голове за какие-то мгновения и я сделал очень неутешительный вывод: жить нам осталось максимум ту самую минуту.
Конечно же, в противовес этому со страшной скоростью закрутились шестерёнки соображалки, пытающейся сделать хорошую мину при плохой игре и найти хоть какой-нибудь выход из положения. Но его не находилось. И я вынужден был, сжав челюсти до зубовного скрежета, тупо продолжать делать столь важную сейчас работу по выкорчёвыванию фрицевских панцеров. Ибо помочь нам было некому.
Петруха только защёлкнул затвор и я ещё подводил прицельную планку к корпусу очередной “коробочки”, как понял – всё, отбегался: одна из “двоек”, резко притормозив, навела на нашу позицию свою неубедительно-махонькую (по внешнему виду) и смертельно-опасную (по факту) пушчонку.
– В укрытие! – заорал я благим матом, в последний момент успев отпихнуть напарника в одну сторону, а сам прыгнув в другую.
– Тра-та-та-та – сыпанула дробь выстрелов многоголосыми гроздьями разрывов.
И тут же замолкла, перечёркнутая смачным шлепком бронебойной болванки откуда-то со стороны наших позиций. Это они вовремя! Даже на душе потеплело: как же хорошо, что мы не одни!
Ещё не веря в собственное счастье, поднимаю голову. Мать ты моя женщина… Щиток орудия – в хлам, прицела нет, от колёс осталась только нижняя половина. Но само орудие, как ни странно, ещё может стрелять: затвор, ствол – всё на месте и не повреждено. Только краску слегка поцарапало. Да и в ствол уже загнан бронебойный.
На том месте, где мы находились с Петрухой, вся земля перепахана. Как нас не зацепило?.. А, нет, зацепило: Петруха что-то за ногу ухватился. Видать, осколок прилетел. Надо бы перевязать, но времени – ни секунды лишней.
– Петруха, – кричу, – сам справишься?
А со стороны второго номера только кряхтенье и многоэтажный мат. Жив, курилка!
Кидаюсь к орудию и, злобно оскалившись, активно кручу маховики наводки, сводясь на тот же панцер, что и раньше: железяка чешет прямо к нашим траншеям. Без прицела жутко неудобно – приходится наводить по стволу. В принципе, без щитка ещё терпимо. Почти то же самое, что стрелять из винтовки. Только калибр побольше. Наконец, вроде, поймал гадёныша и, чтобы не долбануло откатником, тут же убрался влево:
– Бах, – снаряд воткнулся в левую гусеницу, срывая её и разворачивая танк боком.
– Трах, – прилетел очередной подарочек со стороны наших позиций, врубившись точнёхонько в боеукладку.
От прогремевшего взрыва меня чуть с позиции не сдуло. Шандарахнуло так, что я света белого не взвидел. Последовавший за попаданием снаряда взрыв вскрыл корпус, как консервную банку, разворотив все внутренности, оторвав башню к едрене-фене и откинув её на десяток метров в сторону. Фонтан огня выплеснулся наружу и весело загудел, выжигая всё, что могло и даже принципиально не могло гореть. На короткое время я практически ослеп. И даже проморгавшись испытывал такую сильную резь, что глаза слезились. А вслед за этим, пока зрение приходило в норму, наблюдал постоянное мельтешение тёмных сполохов перед глазами, сильно мешавших нормальному обзору.
Вот это классный фейерверк устроили наши артиллеристы! Душа прямо-таки пела и плясала от радости. Я, похоже, даже заорал что-то в сторону вовсю полыхавшего железа. Но тут же мысленно вдарил себе по загривку и откинулся назад, открывая затвор и отбрасывая ногой в сторону ещё дымящуюся гильзу, чтоб не мешала. Петруха-то ранен. Так что теперь всю работу придётся делать самому. Не став больше отвлекаться и тратить время на подбитого, тянусь за очередным снарядом и краем глаза замечаю какое-то странное шевеление в расположении второго орудия. Внимание цепляет что-то большое и угловатое, чего в том месте быть никак не должно. Резко оборачиваюсь, а там…
Финальная схватка
Японский городовой! Да что же это деется?
Переваливаясь на остатках орудия второго расчёта и выбрасывая из-под гусениц комья мёрзлой земли с остатками того, что когда-то было на артиллерийской позиции, хищно поводя жалом тоненькой пушчонки и спаренного с ней пулемёта, в нашу сторону ползла гадская шустрая “двойка”. Стрелять пока не могла из-за крайне неровного ландшафта, благодаря которому танк пробуксовывал и переваливался с боку на бок, не имея возможности вести прицельную стрельбу. Из-за этого же скорость его значительно снизилась.