Пару мгновений ушло на осознание случившегося: я буквально застыл на месте, раскрыв рот и пытаясь понять что делать? Наконец, где-то в глубинах моей совсем заржавевшей соображалки вспыхивает “лампочка Ильича”, намекая на то, что решение принято и пора действовать.
Время растягивается тягучей, горько-сладкой патокой, щедрой рукой вливая в артерии слоновью дозу адреналина. Левая рука выхватывает колотушку, торчащую за поясом, вторая – быстро откручивает колпачок и…
Роняя его под ноги, прямо с места, делаю несколько длинных скачков навстречу новой угрозе. Мышцы от сумасшедшего напряжения чуть не рвутся, но послушно несут меня в “точку рандеву”, откуда без помех удастся добросить до железяки взрывоопасный подарочек. Успев увидеть подходящее укрытие, падаю рядом с ним на одно колено и, поудобнее перехватив рукоятку “колотушки”, дёргаю фарфоровый бублик. Мысленно прикидывая траекторию, на счёт “два” посылаю гранату по направлению так не вовремя появившегося панцера. Совершая обманный манёвр, резвым зайцем отпрыгиваю вглубь нашей позиции и тут же перекатом ухожу под защиту приглянувшегося мне укрытия, одновременно с этим выхватывая вторую "колотушку". Несколько фонтанчиков грязного снега тут же взлетают в том месте, где я был секунду назад, доказывая, что излишняя бдительность на поле боя ещё никому не повредила. До слуха доносится отдалённый звук татаканья какого-то автоматического оружия. Не пулемёт точно. Его на слух уже отличить могу. Скорее, что-то похожее на МР-40. Уж больно сухо щёлкает. Невидимый стрелок, на моё счастье, повёлся на манёвр и закономерно промазал.
Но думать над этим недосуг. От сильного рывка фарфоровый бублик пулей отлетает куда-то за спину, и в сторону панцера летит ещё одна граната. А я, с вою очередь, снова меняю позицию, смещаясь ближе к танку.
В данном случае от колотушек толку не сильно много, так как пробить даже тонкую броню она вряд ли в состоянии. Но такая задача и не стоит: главное – повредить кожух пулемёта, а если повезёт – то и ствол двадцатимиллиметрового орудия. И есть надежда, что часть осколков достанется щели мехвода, хотя бы ослепив того на некоторое время.
Повезло частично. Но так, как и сам не ожидал: панцер успел выпустить всего одну короткую очередь из пулемёта. Ни в кого не попал, но один из взрывов, похоже, либо ранил, либо просто напугал мехавода своей неожиданностью, отчего танк вильнул и вдруг развернулся к нам боком, провалившись второй гусеницей в траншею. И тут же заглох.
Башня провернулась ещё на несколько градусов, завершая начатое в начале манёвра движение, и бессильно уставилась стволом двадцатимиллиметровки прямо в небо. Пулемёт также затих: в воздухе для него противников не наблюдалось.
На пару мгновений всё застыло в шатком равновесии. И тут изнутри танка раздались какие-то звуки вроде удара металла о металл. Двигатель чихнул раз, другой, третий – и взревел дурным, визгливым голосом.
– Твою ж мать! – вдруг очнулся я, понимая, что если сейчас эта махина стронется с места – нам всем капут.
Глянув вокруг и, не найдя ничего подходящего, бросился к панцеру, на ходу доставая сразу две гранаты. Тут танк дёрнулся и, выворачивая гусеницами землю вперемешку со снегом, стал потихоньку вылазить из западни. Я едва успел всунуть “колотушки” между траком и катком, и прыгнуть на другую сторону, защищая себя от разлёта осколков. Сильный грохот и распустившаяся гусянка популярно объяснили, что диверсия удалась.
Осталось только… ой!
Пока разбирался с танком, до наших позиций добрались фрицы, напротив одного из которых я и оказался. Только он – с винтовкой, которую пытался направить на меня, а я – с пустыми руками. Пистолет в кобуре, нож и последняя граната за поясом. И расстояние – метра четыре. Захочешь – не успеешь: пока до него добегу – уж разок-то по мне выстрелить точно успеет. Даже если выхватить гранату – пока колпачок отвинтишь, пока бублик дёрнешь. Ещё и задержка перед взрывом. Да меня этот камрад за столько времени уже раза четыре убьёт.
А тут ещё сзади на башне перекошенной двойки откинулся люк и из него полезли пострадавшие от схватки со мной-любимым танкисты. Небось, тоже не безоружные. Только я даже развернуться не могу: возле камрада с винтовкой ещё два таких же фрица нарисовались – хрен сотрёшь.
Сердце пропустило удар. Похоже, писец котёнку – отбегался.
– Ложись! – вдруг донеслось сзади и я, не мудрствуя лукаво, тут же плюхнулся на землю, одновременно с этим смещаясь в сторону и переворачиваясь на спину.
В тот же миг заговорили сразу два автомата, кромсая в мелкое крошево камрадов, оказавшихся у меня за спиной. Я же в это время, изображая из себя гусеницу, пытался изъять пистолет из кобуры, быстро перекатываясь вправо-влево и пытаясь не подставиться под выстрел злобного танкиста, что пулял по мне из своего пистоля и жутко нервничал из-за того, что никак не мог попасть.