К сожалению обер‑лейтенанта, о его грандиозных планах совершенно ничего не знал командир экипажа ударного вертолета, летящего сейчас в тридцати километрах южнее строя «юнкерсов» над самыми верхушками деревьев. Еще ночью эскадрилья ударных вертолетов из бригады Соломенцева, с приданными к ним в качестве сил ПСС Ми‑171МВН, перелетела на один из аэродромов в расположении десятой армии.
Во вчерашнем разговоре с Ледниковым комбриги приняли решение один раз использовать свои вертолеты в качестве мобильных средств ПВО. Устраивать воздушные бои с немецкими самолетами вертолетчики не собирались, но вот побыть в качестве перехватчиков для уничтожения огибающих расположение 10‑й армии самолетов противника попробовать было можно. На пилонах «вертушек» висели по две «иглы» для самообороны и по две управляемые ракеты новейших модификаций.
Поднявшийся более часа назад с взлетного поля, Ка‑52, вместо ракетного вооружения несший лишь подвесные баки с керосином, выписывал восьмерки на сверхмалой высоте, иногда делая подскоки метров до пятисот, с помощью радара обозревая местность в радиусе семидесяти километров.
За прошлый день компьютеры баз и их операторы хорошо потрудились, сводя в базу данных сведения о воздушных и наземных целях, появляющихся в зонах досягаемости радаров всех постов и боевых машин. Их классифицировали, вводили в память, и теперь не составляло труда определить, что именно появилось на экранах.
Стрелок‑оператор «камова» быстро опознал появившиеся на пределе обнаружения цели – сразу три девятки «Штук», следовавших курсом в сторону Гродно. Восьмерка «милей» взлетела и на предельно малой высоте устремилась на перехват. С современными им самолетами такими экспериментами заниматься не следовало, но сейчас все шансы были на стороне пришельцев из будущего – ведь будущие жертвы даже не подозревали, что они на прицеле.
В сорока километрах головки самонаведения захватили отраженные от пикировщиков импульсы радара. Произведя распределение целей, пилоты вертолетов разомкнули плотный строй и начали резкий набор высоты. На каждую девятку «юнкерсов» было наведено по пять ракет. Одной из групп вражеских самолетов не повезло чуть больше – им досталось шесть.
На километровой высоте «двадцать восьмые» произвели пуск и немедленно спикировали к земле, одновременно меняя курс в направлении к своей базе. Немного отставая от них, туда же следовали и спасатели, оставлять столь ценную технику в пределах досягаемости чужой авиации без прикрытия наземной ПВО было бы совсем неразумно. Тем более что все уже было сделано.
Ничто не предвещало атаки, с земли ни о какой опасности не предупреждали: стрелки, осматривающие воздушное пространство сзади, тоже ничего подозрительного не видели. И вдруг, совершенно неожиданно, небо украсилось дымными клубками, из которых разлетались искореженные куски дюраля. Оставшиеся в живых пилоты, совершенно деморализованные столь неожиданной и страшной атакой, инстинктивно направили свои самолеты куда угодно, только подальше от этого кошмара! За такие панические действия двое из них были немедленно наказаны столкновением, и еще два бомбардировщика, сцепившись в клубок, устремились к земле.
Паника, и так уже захлестнувшая экипажи, усугублялась криками стрелка одного из падающих пикировщиков, который не мог покинуть его из‑за заклинившегося фонаря кабины. Нервы у немцев окончательно не выдержали, и они начали беспорядочно сбрасывать свои бомбы, одновременно разворачиваясь к своему аэродрому и максимально форсируя двигатели. Финальную точку в этом трагическом для Люфтваффе случае поставили их же собственные бомбы, по злому року угодившие в проходящий внизу везущий боеприпасы эшелон.
Впоследствии до этой, далеко не последней, неудачи группы армий «Центр» никому не было дела. И уж тем более никто не собирался вспоминать еще одного погибшего летчика по имени Ганс Ульрих Рудель.
23 июня 1941 года, 11:00–13:00. Северо‑западнее Гродно.
Капитан Леонид Васильев осмотрел позиции своей роты и прикрывающей ее батареи и не нашел видимых изъянов. Бойцы, хотя и поднятые по тревоге сразу после полуночи вчерашних суток, все‑таки успели найти время за эти первые полтора дня войны по очереди подремать. Батарейцы вроде как тоже ухватили чуток сна – кто у коноводов, спрятавших лошадей чуть сзади огневой, а кто и прямо у орудий. Адская работенка по подготовке к обороне была завершена, так что теперь и он может позволить себе несколько минут отдыха. Как‑никак рота окопалась, орудия замаскированы на совесть, сектора стрельбы распределены.
Командир батареи, прошлогодний выпускник артучилища, на удивление дотошный лейтенант, устраивал нахлобучку связистам на своем КП метрах в семидесяти левее орудия, рядом с которым присел капитан.
Васильев недовольно покачал головой – все‑таки расчет еще совсем молодые ребята. По‑хорошему, с ними бы еще месяца два как следует поработать, научить прилежности в копании землицы, которая станет единственной защитой после первого же выстрела, раскрывшего противнику твою позицию.
Но отдохнуть Леониду в этот раз не пришлось. Артиллерист, видимо, добился связи с командованием, потому что разнос телефонистов прекратился, но буквально через пару минут на полянку перед КП выскочил его непосредственный начальник – полковник Гнатюк. Тот огляделся и, увидев капитана, призывно махнул рукой. Делать было нечего, и, грустно вздохнув, Васильев направился к командиру.
– Вот что, Саныч, – обратился к нему полковник, – ты же эти места лучше всех знаешь?
– Так точно, второй год уже пошел, как наш полк сюда перевели, так я с первого дня начал прикидывать, что к чему может быть.
– Это очень хорошо, сейчас подойдет машина, меня попросили выделить человека, знакомого с местностью, проведешь товарищей, куда они скажут.
– Так точно. – Капитан замялся: – А ребята мои как же, товарищ полковник?
– Не переживай, Саныч, ничего с ними не случится без тебя, мы, похоже, пока вообще без дела остались. – И, видя недоумение на лице командира, Гнатюк пояснил: – Соседи наши постарались, немцы даже до моста не смогли прорваться, что тут про наш берег говорить. Так что езжай спокойно.
Не сказать, что это заявление Васильева успокоило, но, по крайней мере, оно хотя бы объяснило отсутствие немецкой активности. Слышимые вчера весь день канонада и громыхание артиллерии не давали нормально поспать, но стало понятно, что фашистам дали прикурить. А это не могло не радовать.
Все эти мысли мелькали в голове командира роты, пока он с людьми в странном камуфляже двигался сквозь лес и грузился в необычный броневик, урчащий мощным мотором.
Диковинная машина, удивлявшая не только звуком двигателя, но и внутренним содержанием, раздвинула кустарник на берегу ручья и, чуть качнувшись, замерла.
– Капитан, – раздалось в шлемофоне у Васильева, – смотрите, то самое место?
Леонид уже почти сноровисто схватился за ручки перископа и прильнул к окулярам.
– Так точно, товарищ майор, оно самое. Видите, тот берег, хоть и незаметно совсем, но повыше будет, там только трава похожая, как в болоте слева, а воды там и по щиколотку не наберется.
Командир подвигал колонку смотрового прибора вправо‑влево. Качество изображения изумляло…
– Уверен?
– Да. Я, собственно, почему и знаю про это место, товарищ майор. Прошлой осенью полк выходил на учения, так как раз в этом болоте у нас грузовик завяз, больше суток вытаскивали. Ну а пока суд да дело, я взял лошадку, да и поездил в округе, глянул, что и как. Видно, карты, что нам достались, в мокрый год еще составляли, а то и после зимы снежной, когда все в округе подтапливало. Вот… А этот год вообще сухой выдался, честно говоря, и не припомню, когда так бывало. Так что ваши пушки здесь пройдут… если хоть чуть на эту машинку похожи, на которой вы меня катаете. – Усмехнувшийся капитан ткнул пальцем в КШМ.