— А пожалуй, Александр Григорьевич, визы мы тебе продлевать не будем,- сказал он неожиданно.
Грибов, удивившись, прервал рассказ на полуслове. Не малодушие ли это, Степан Иванович? Надо ли поддаваться крикунам, нанятым за два сребреники?
Консул помолчал и ответил как будто некстати:
— Не говорит ли в тебе самолюбие, товарищ Грибов?
Грибов мысленно допросил себя с пристрастием, постарался взглянуть со стороны.
— Самолюбие говорит,-сознался он.- Но не только самолюбие. Люди здесь приучены работать вполсилы, от звонка до звонка. Боюсь, провалят они без меня. Землетрясением рискуем.
И опять консул как будто не ответил. У него мысли шли своим чередом.
— Значит, дурака приставили? — переспросил он.
— Удивительный тупица! И упрямый к тому же. Ну мое ли это дело местных дураков перевоспитывать?
Консул вздохнул:
— Умный ты человек,Александр Григорьевич, но сидит в тебе этакая ученая наивность: делишь людей на талантливых и бездарных, умных и глупых, и только. А я вот думаю: зачем к тебе дурака приставили? Умных людей в Америке не хватает? Найдутся- тут самодовольным быть не надо. Почему не хотят найти? Землетрясение им нужно? Едва ли. Что-то другое тут: идет мутная игра вокруг товарища Грибова, хотят замарать его честное имя. А зачем им это? Видимо, есть друзья, которые по холодной войне скучают, мечтают о горячей. Не только землетрясением рискуем. Вот и говорю: не годится для мутной игры твоя светлая ученая голова. Поезжай, голубчик, домой, не будем продлевать визу.- И вдруг, улыбнувшись лукаво, добавил:- Наверное, ты жалеешь, про себя думаешь: «Разболтался зря, страху напустил, консула испугал». Не пугливые мы. Не я один и не сегодня все это передумал. Сигналы такие поступали. Вот в календаре у меня записано на завтра: «Пригласить А. Грибова». Стало быть, разговор состоялся.
И он зачеркнул запись синим карандашом.
Два дня спустя Джеллап сидел в гостиной Буша — нарядной по-старомодному: с фарфоровыми безделушками, хрустальной люстрой, сервизными горками. Король урана размышлял над шахматами — кремовыми и медовыми.
— Итак, вы хотите отдать мне фигуру, Джерри,- бормотал он.- Она стесняет вас, без нее игра свободнее. А что, если я не приму жертвы? Не при-му. Пусть ваш Грибов останется на доске, бездействует, но отвечает! Будет отвечать, мы позаботимся.
Недовольный проигрышем, Буш озабоченно морщил лоб:
— Не понимаю, Джон, что вы имеете в виду: шахматы или политику?
— То и другое, Джерри, то и другое.
В тот же вечер на теплоходе Грибов услышал по радио знакомый голос. Выступал Йилд.
— Наш гениальный друг покинул нас, но оставил свой замечательный проект. Мы будем придерживаться каждой буквы, как святого Евангелия. Мы будем руководствоваться…
Грибова даже покоробило.
«Только мертвых так расхваливают»,- подумал он.
ГЛАВА 8
ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ ДО КАТАСТРОФЫ!
УСПЕЕМ ИЛИ НЕ УСПЕЕМ?
Тринадцатимильной глубины достигла только одна вспомогательная скважина Солано-бис,- так нам сообщили вчера в штабе Мэтью.- Остальные скважины проходят двенадцатую милю. Темп проходки снижается от недели к неделе… Так стоит ли…
Наш МЭТ добрый малый, но он предвидел все, кроме НЕПРЕДВИДЕННЫХ трудностей.
От П. Мэтью,
главного инженера
РАПОРТ
Положение, сложившееся на объектах, нельзя назвать тревожным. Оно угрожающее, оно катастрофическое. Если в ближайшие две недели не будут найдены решительные меры…
Из калифорнийских газет
за июль 19… года
Успеем или не успеем?
До начала июля Мэтью был почти уверен в успехе. Расчет простой: за два месяца скважины углубились на десять миль. Продолжая бурить в том же темпе, можно было пройти оставшиеся двадцать миль к концу октября — началу ноября, то есть закончить бурение заблаговременно, за месяц до землетрясения.
Так рассчитывал Мэтью. Но июль подвел его.
Авария следовала за аварией. В Эльдорадо оборвались трубы. В Иосемите в течение недели два раза меняли долото. В Трэйси застыл жидкий металл, его проплавляли токами высокой частоты. В Секвойе встал насос. Все эти скважины топтались на одиннадцатой миле, когда по графику полагалось проходить уже тринадцатую.
Мэтью метался со скважины на скважину, засучив рукава орудовал гаечным ключом и паяльником, ругался и показывал, урывками спал в машине, а проснувшись, узнавал, что на ближайшей скважине новая авария.
Однажды он взялся за сводку. Странное дело: на одиннадцатой миле застряли и те скважины, где аварий не было. Мэтью обругал себя за то, что он работает руками и мало думает, и вызвал в Сакраменто всех инженеров сразу.
Инженеры высыпали целый ворох жалоб: «Глубинометристы задерживают. После отъезда Грибова работаем вслепую», «Железная дорога задерживает. Опаздывают трубы». «Металл некондиционный, застывает в верхней части скважины». «Поставщики недобросовестные, надо расторгать договора».
Так полагалось в Америке. Если поставщик плох, можно расторгнуть договор, подать в суд, и после долгого препирательства юристов судья определит сумму убытков. Хорошо, допустим, штат выиграет тяжбу и получит возмещение — триста или четыреста тысяч.
А землетрясение-то состоится.
Мэтью был в затруднении. Но тут пошли события, инженерными учебниками не предвиденные.
Его пригласили самого на собрание «ветеранов»- заслуженных бурильщиков с Мохо-Айленда.
Мэтью знал каждого ветерана в лицо, сам подбирал, сам обучал, растил, расставлял по всем скважинам. Но посоветоваться с рабочими ему и в голову не приходило. В Америке считалось, что рабочему наплевать, как идет дело, ему отдай деньги в субботу. А как заставить его поспеть к сроку, это забота инженеров.
Но тут стоял вопрос о землетрясении в их собственном штате.
Один из рабочих сказал: «Мэт, дело не чисто. Мой брат на трубопрокатном. У них полон двор труб, только не вывозят». Другой сказал: «А у меня зять сцепщик. Вагоны простаивают… а нам их не подают». «Саботируют»,- сказал третий. И кто-то произнес крамольное слово «рабочий контроль».
Мэтью раскричался даже: «Вы меня в политику не путайте. У нас свободная страна, каждый на своем заводе- хозяин. Законы менять не позволит никто, сами вы работайте лучше. А я подумаю о внутренних запасах. Есть у нас четыре вспомогательные скважины: Солано, Солано-бис, Трэйси, Мерсед. Они могут и опоздать. Возьмем оттуда металл, возьмем новые насосы».
— Разрешите работать хотя бы старым насосом,- сказал при этом Джек Торроу, самый молодой из «ветеранов», мастер со скважины Солано-бис.
Мэтью накричал на рабочих, но дома вечером задумался. Контроль полезнее судебных исков. Рабочих контролеров, конечно, хозяева не допустят. Но ведь стройка коммунальная, на средства штата. Пусть контролеров пошлет губернатор, пусть контролеров пошлет сенат. А Мэтью предложит кандидатуры.
И с тем он наутро поехал к губернатору.
— Нет-нет,- сказал ему сонный обрюзгший старик в кресле с высокой резной спинкой.- Контроль- это против конституции. Мы свободная страна, у нас нельзя вмешиваться в дела хозяев. Если вы недовольны, подавайте в суд, взыскивайте потери.
— Хорошо, мы взыщем. А землетрясение?
Самое сильное землетрясение произошло южнее первого, 22 мая… Максимальная амплитуда колебаний почвы в Москве была более полутора миллиметров, при расстоянии до эпицентра около 14 500 км. Энергия, породившая такие колебания, была в сотни раз больше, чем при ашхабадском землетрясении в 1948 г.
Были разрушены крупные города Вальдивия и Пуэрто-Монт… значительные изменения рельефа как на суше, так и в океане, на склоне Атакамской впадины… Волны (цунами) распространились по всему Тихому океану. В Японии и на Гавайских островах эти волны имели высоту около 10 м…
…25 мая в 12 ч. опять произошло сильное землетрясение. Око было еще южнее: В результате существенно изменился рельеф о-ва Чилоэ. По соседству с ним в проливе возникали и исчезали небольшие острова. Претерпел тяжелые разрушения город Анкуд.