Так намечается пунктирная цепочка следов, ведущая к убежищу алмаза. Нужно искать обширные излияния древних лав, возле них подвижные линии, где сменялись растяжения и сжатия, а на этих линиях — алмазные трубки, жерла древних вулканов.
Внимательно выслушав эту лекцию, Ходоров сказал:
— Насколько я понимаю, вы считаете, что океанское ложе — это базальтовый массив. Попробуем сформулировать программу. Итак, мы поднимаемся на плато, пересекаем краевую возвышенность… Дальше?
— Дальше мы ищем выходы древних пород.
— А как их отличить?
— Отличать полагается по окаменелостям, по остаткам животных.
— Этого машина не сумеет. Вы ей поручайте то, чему она научена. Ведь и человек не сможет распознать окаменелости, если он не учился.
— Тогда я советовал бы так: пусть машина спускается с возвышенности, на спуске должен быть крутой перегиб, а за ним равнина; вот этот перегиб и есть подвижная линия на земной коре.
— Так можно сделать, — заметил Ходоров. — Перегиб машина найдет. Дальше! Как найти на перегибе алмазные трубки?
— В трубках есть особая порода — кимберлит, или синяя глина.
— Как же машина узнает ее?
— Мы–то узнаем по внешнему виду. По составу тоже. В этих породах мало кварца, куда меньше, чем в граните, меньше, чем в базальте. Кимберлит относят к ультраосновным породам.
— Опять–таки на машине нет приборов, определяющих процентное содержание кварца.
Я задумался. Ходоров поставил меня в трудное положение. Что же посоветовать нашей неумелой машине? Пожалуй, легче всего вернуть ее на берег, оборудовать специальными приборами. Но именно этого я избегал. Мало ли какие соображения есть у хозяев машины, какие планы. Захотят ли они искать алмазы?
— Есть еще одна примета, — сказал я. — В трубках очень силен магнетизм, в десятки раз сильнее, чём в окружающих породах.
— Вот это годится, — обрадовался Ходоров. — Магнетизм мы измеряем. Можно присоединить на управление. И он начал быстро заполнять готовый бланк.
Он исписал несколько страниц. Упоминалась последовательность выполнения действий, номера ячеек запоминания и многое другое. Наконец Ходоров поставил последнюю точку.
— Все? — спросил я с облегчением.
— Нет, не все. Мы с вами написали по–русски, нужно еще перевести на язык, понятный машине.
Он вынул толстую книгу с надписью «Код», разыскал там слово «немедленно» и подсел к стрекочущему аппарату, который пробивал дырки на длинной ленте. Ориентир, немедленно, действие, приостановить прежнюю программу… — все это изображалось различными комбинациями дырочек. Ходоров пробивал их, его помощники проверяли.
Я вышел из помещения. Мрачные тучи ползли по вечернему небу. Глухо шумели в море темные волны. Только в окошке радиокомнаты тускло мерцал огонек. И оттуда во тьму под черными тучами, над черными валами несся в черное подводное ущелье приказ:
«Ориентир — немедленно. Действие — приостановить прежнюю программу!» Вперед, на проверку гипотезы Сошина.
23
Тихоокеанский, восточный склон впадины был ниже, но куда круче азиатского. На суше ни один вездеход не вскарабкался бы на такую крутизну. Машина, однако, умела просто всплывать.
Она всплывала все утро, и все утро на экране проходили лавы, вулканические глыбы, шестигранные базальтовые столбы; вулканическое литье, первозданное, как будто вчера рожденное, не разрыхленное ручьями, не разъеденное корнями и ветром.
Подъем на ложе океана занял полдня.
Наверху, несколько неожиданно после гористого косогора, открылось ровное, слегка наклоненное к юго–востоку плато — довольно скучная илистая равнина, усаженная кое–где бесцветными комочками голотурий.
В соответствии с программой, машина повернула на юго–восток. Почти сразу вступил в действие и другой пункт инструкции — относительно магнитных аномалий. Машина двигалась зигзагами, сворачивая то вправо, то влево, несколько раз принималась бурить, но буровые разочаровывали нас. Аномалий объяснились повышенным содержанием железа в минералах, даже не в рудах.
Уже к вечеру, описав петлю вокруг какого–то илистого холмика, машина вновь пристроилась бурить. На узеньких экранах, где демонстрировались колонки, появились рыхлый ил, песок, муть… Потом движение колонки замедлилось — видимо, бур наткнулся на какое–то очень твердое вещество. Минута, другая… и по экрану поползли ржавые, а потом и серо–стальные опилки.
Металл! Чистый металл на дне моря!
— Метеорит! — решил Ходоров. — На больших глубинах, где осадков совсем мало, значительная доля камней — метеориты.