Вдобавок вещи предъявляют своя претензии: аптечку нельзя положить рядом с мукой, соль — с мылом, машинное масло возле бумаги, а бачки с бензином не терпят никакого соседства вообще. Для них приходится, выделить отдельного верблюда, он получает имя «Бензовоз». Это самый упрямый, самый жадный верблюд, и трижды в день он теряется.
Наконец все распределено, завернуто, уложено. Но увы, радоваться рано. Оказывается, одни вьюки легче, другие — тяжелее. А это не полагается. Правый и левый вьюки должны весить одинаково, иначе груз будет съезжать набок, натирать верблюду спину.
Приходится еще раз переместить триста предметов, чтобы уравнять вес, потом еще раз, чтобы вещи, лежали в надлежащем порядке: палатки наверху, спальные мешки — под ними, котелки ближе, чем белье, запасные части — с инструментами.
А где что лежит? Все нужно помнить наизусть. Не раз Юрий Сергеевич созывал своих помощников и устраивал экзамен:
— Мы пришли на место. Привал. Хаким, ты отвечаешь за костер. Есть у тебя, дрова и растопка? Елена, выдавайте ему котел и продукты. Виктор, чем вы поите верблюдов? Начинайте поить!
Вьюки уложены. Все? Нет, Сошин не успокоился. Он назначает тренировочный поход. Жара. Земля похожа на горячую, сковородку, небо пышет жаром, как духовая печь. Но Сошин шагает, не сбавляя темпа, за ним идет караванщик, Абдалла, ведет верблюдов — всех пятерых с полным грузом, за ними тарахтит танкетка, возле нее механик Бобров, молчаливый и внимательный… и тут же рабочий, любопытный Хаким. Он ни на шаг не отстает от Боброва, выспрашивает про каждую деталь, как называется, твердит непонятные, труднопроизносимые названия блоков и ламп. За ним бредет Виктор, отдуваясь, отирая пот, и все оглядывается на Елену, не нужна ли ей помощь. Помощь нужна, Елена охотно переложила бы на его плечи свой рюкзак, но стесняется, потому что рядом с ней Галя Голубева — младший геолог, — сухопарая длинноногая девушка, выносливая, как… Сошин (Елена сказала бы… «как верблюд»). Галя все делает отлично и безропотно, рюкзак у Гали тяжелее, чем у Виктора, и в результате Елена лишена возможности говорить, что ей дается нагрузка, непосильная для девушки. «А Галя? — скажет Сошин. — Галя же не жалуется».
Вот и сейчас Галя помогает Елене переобуться, озабоченно рассматривает пузыри на стройных ногах девушки и говорит наставительно:
— Ходьба — серьезное дело для геолога. Вы не идете, а доставляете себя к месту работы. В Москве вы имеете право оступиться, там ходьба — ваше частное дело. Если вы оступитесь здесь, сами не сможете работать и товарищей заставите возиться с вами. Пузырь на ноге — все равно, что прогул.
Конечно, это слова Сошина, и даже тон у Гали сошинский: размеренный и наставительный («Такой же нудный», — говорит Виктору Елена).
Пот катится по лбу; высыхая, оставляет белый налет соли. Губы соленые, руки тоже соленые. Хочется залезть в тень и лежать без движения, еще больше хочется пить — пить, пить. Даже Виктор мысленно проклинает всякие тренировки. До чего же противно тащиться пятнадцать километров по жаре только для того, чтобы повернуть и идти еще пятнадцать километров домой…
Но два дня спустя по той же дороге, за теми же верблюдами Виктор шагает с песней. И Елена поет, даже запевает. У нее звучный голос, хотя в просторах пустыни он как щебет жаворонка. С неба пышет жаром, как из духовой печки, земля подобна горячей сковородке, но настроение великолепное. Они идут, чтобы сделать планету прозрачной. Завтра пустыня начнет показывать свои тайники с кладами.
6
Дневник Виктора пополнялся ежедневно. Геологические схемы, заповеди Сошина, крестики и нолики. Нолики, впрочем, встречались редко; Сошин не давал своим помощникам зря терять часы. Кроме того, в эту пору появились не совсем понятные записи микроскопическим почерком, явно не предназначенные для постороннего взгляда:
«Блестящие глаза. Сказал вслух. Улыбнулась. Любит, чтобы хвалили. Разве красивые глаза — заслуга?
Е. нравится оригинальность. Оригинальный ли я? Может ли образцовый человек быть оригинальным?
Спросил, что такое любовь. Е. смеется. Не верит в любовь. Не определилась еще. Детство. Смесь всяких влияний.
Можно ли любить и видеть недостатки? Думаю — да. Видим же мы недостатки у себя.
Как поступит настоящий человек, если уважаемый учитель не в ладах с уважаемой девушкой?»
Последний вопрос больше всего волновал Виктора. Записан–то он был один раз, а обдумывался и переобдумывался каждый вечер.
Как поступит настоящий человек? Устранится, отойдет в сторонку, пусть разбираются сами? Или это будет не деликатность, а откровенная трусость с его стороны? Не следует ли, собравшись с духом, заявить во всеуслышание: «Я вас уважаю, Юрий Сергеевич, но к Елене Кравченко вы несправедливы, просто придираетесь к ней».