«Все ласковые и нежные слова, которые по ночам шептал Григорий, вспоминая там, в дубраве, своих детей, сейчас вылетели у него из памяти. Опустившись на колени, целуя розовые холодные ручонки сына, он сдавленным голосом твердил только одно слово: «Сынок… сынок…»»
И через двадцать пять лет другой ребенок отзовется:
«Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!»
Больше нет ничего. Ни традиции, ни правил, ни границ, ни Родины, ни будущего. Потому и простирается вокруг «сияющий под холодным солнцем мир», и все, что в нем остается,- ребенок. Страшная книга. И очень хорошая. Так и видишь молодого человека, который, сочиняя ее, повзрослел - и додумался до такой горькой правды о своем звероватом и трогательном народе, что больше ничего подобного написать не смог. Патриоты, откажитесь от Шолохова. Он - не ваш. 2005 год
Дмитрий Быков
Пегги против Скарлей
американский Шолохов был маленькой упрямой женщиной Глубоко под нью-йоркским асфальтом дожидается своего часа капсула из огнеупорного стекла длиной 2 метра 28 сантиметров, с надписью «Вскрыть в 6939 году». Ее торжественно заложили для потомства после первой Нью-Йоркской всемирной выставки 1939 года. В капсуле находятся наручные часы, пачка сигарет, женская шляпка, мужская трубка, текст «Отче наш» на основных европейских языках, около тысячи фотографий, образцы шелковой и хлопковой ткани и еще штук тридцать великих достижений западной цивилизации. Книга там одна - «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. Неудивительно, что Митчелл спокойно относилась к постигшему ее творческому бесплодию: если от всей американской истории решено было оставить для будущего одну книгу, как-нибудь можно смириться с тем, что эта же книга останется от целой человеческой жизни. В единственном числе. Без сиквелов, приквелов и перепевов. «Унесенные», конечно, далеко не «Война и мир». Это, скорее, американский «Тихий Дон», и судьба Митчелл удивительно похожа на судьбу Шолохова, не говоря уж о множестве параллелей между самими романами. Она так же начинала с журналистики (не особенно талантливой, но эффектной), так же широко пользовалась печатными источниками и устными мемуарами родни, скрывала обстоятельства своей личной и перипетии внутренней жизни, прославилась резкостью в обращении с репортерами, а о книге, подарившей ей бессмертие, высказывалась скупо. Консультировать экранизаторов отказалась (Шолохов отделывался общими фразами и разговоров избегал). Что до книг, тут сходства очевидные. И та и другая - о гражданских войнах; обе написаны от лица побежденных - ибо именно на стороне побежденных южан была Скарлетт, да и Мелехов у красных не прижился. Обе книги - хотя шолоховская не в пример сильней и натуралистичней - изобилуют трагическими эпизодами и кровавыми сценами, и в основе успеха обеих - одна и та же неизменно работающая схема: сильная любовная история (любовь-соревнование, любовь-битва) на фоне великой братоубийственной резни. Причина, по которой оба автора так ничем и не подтвердили впоследствии репутацию гениев, не допрыгнули до собственной планки,- проста: настоящие писатели, Шолохов и Митчелл отлично понимали, что в своих эпических романах выразились полностью. Все остальное будет самоповтором. Обе книги и писались как единственные, с установкой на «дальнейшее молчанье». Митчелл начала работу над своим эпосом в двадцать с небольшим, как и Шолохов; закончены книги были почти одновременно («Тихий Дон» дописан вчерне к 1936 году, когда Маргарет Митчелл набралась наконец смелости отдать свой шедевр в печать,- но Шолохов, умный и скрытный казак, ждал кратковременной оттепели 1939-1940 годов, чтобы пропихнуть в печать роман именно с таким финалом, без всякого перехода Мелехова на сторону красных). Иной раз подумаешь - а ведь Глебов с Быстрицкой (актеры в герасимовской экранизации «Тихого Дона» 1957 года) могли бы быть отличной парой в российский киноверсии «Унесенных ветром» - уж как-нибудь Ретт и Скарлетт получились бы у них не хуже; да и Кларк Гейбл с Вивьен Ли отлично изобразили бы Григория с Аксиньей. (Кстати, пара Прохор Громов - Анфиса Козырева из «Угрюм-реки» у них бы тоже получилась, поскольку «Унесенные» и «Дон» очень похожи еще и на этот сибирский эпос,- и все они скроены по одному образцу). Реальная биография Маргарет Митчелл еще темней и загадочней, нежели шолоховская: оба изрядно запутали следы и натянули нос будущим биографам. Никто не знает, как из еле-еле грамотного вешенского чоновца, а впоследствии московского фельетониста, получился реалист колоссальной мощи; не совсем понятно, как из антлантской журналистки, инсценировщицы чужих посредственных сюжетов и сочинительницы сентиментальных историй, получилась лучшая историческая романистка в американской прозе. Хотя здесь как раз особенной тайны нет: и «Тихий Дон», и «Унесенные ветром» - книги довольно простые, без выкрутасов и закидонов, на грани массовой беллетристики, и в массовом сознании положение их так незыблемо именно потому, что этим самым сознанием они и порождены. Свой человек писал, знающий, какие детали цепляют слушателя. Утонченный любитель европейской литературы сроду не написал бы такую бесхитростную вещь, как «Унесенные». «В этом романе нет исторической философии, все мысли в нем элементарные, и неразрешимых нравственных коллизий он не содержит»,- скромно писала Митчелл в частном письме. Это простая история, просто рассказанная - не свободная, кстати, от дилетантских длиннот и графоманских излишеств; пусть не обижаются патриоты, но ведь и в «Доне», особенно в первой его половине, таких длиннот полно - по книге прямо-таки видно, как автор учился писать. В прозе Митчелл случаются страницы, писанные словно романтической десятиклассницей, взявшейся описывать историю своей семьи. Зато к концу!.. Что до истории семьи, то она изложена у Митчелл близко, что называется, к тексту. Ее полное имя - Маргарет Маннерлин Митчелл (домашнее прозвище, само собой, Пегги). Она родилась 8 ноября 1900 года и происходила из двух эмигрантских кланов. Немудрено, что ее единственная книга оказалась хроникой двух великих поражений, с которыми герои отказывались смириться: американский Юг терпит крах военный и политический, Скарлетт О'Хара - личный, и все-таки они выиграли главное: самоуважение. Впрочем, мир должен был бы перевернуться, чтобы Юг и Скарлетт признали свою неправоту хоть в чем-то: применительно к Югу сама Митчелл считала такое упорство величайшей доблестью, применительно к Скарлетт - свинством. На этом контрапункте и держится роман. Предки Митчелл по отцовской линии сражались в семнадцатом веке на шотландской стороне, а когда победили тогдашние «оранжисты» (солдаты Вильгельма Оранского) и Шотландия была покорена Британией,- бежали в Штаты. Туда же (с кратковременным забегом во Францию) переместились и предки по материнской линии, гугеноты Стивенсы, проигравшие католикам в ирландских религиозных войнах. Стало быть, Митчелл была из семьи проигравших, но не смирившихся; дети постоянно разыгрывали дома сюжеты из времен Гражданской войны 1861-1865 годов, стараясь, чтобы побеждал Юг. Фундаменталисты всегда проигрывают, потому что либералы предлагают человечеству не жертвы и не дисциплину, а комфорт и эгоизм; южане проиграли войну, но выиграли великую культуру, стоящую на мстительной обиде, как и весь митчелловский роман. Однажды в дружественной компании американских профессоров я задал бестактный вопрос: правда ли, что ваша национальная героиня, любимая писательница американского народа, была слегка «ку-ку»? Профессора отделывались восклицаниями, что любой писатель «ку-ку»: нормальный человек сочинять не будет, он будет деньги делать; но после нескольких бутылок калифорнийского красного один пожилой профессор признался - да, сама она, может, была просто со странностями, но папа ее был точно того. Он был фанатичнейший американский юрист-крючкотвор, из тех, что и в семье постоянно читают проповеди и разъясняют прецеденты; именно он заронил в душу Митчелл самый устойчивый ее невроз - страх публичного позора, уличения в краже. Именно поэтому она в таком секрете держала список источников, которыми пользовалась при написании романа. Такова, впрочем, судьба всех авторов «единственной книги»: Шолохова тоже обвиняли в плагиате, и даже обнаружение рукописи ничего не изменило. Ну, списал от руки, поправил что-то - подумаешь! Первое обвинение в плагиате Митчелл выслушала от родного отца, сочинив в десятилетнем возрасте пьесу по мотивам романа Томаса Диксона «Предатель». (Роман эффектный - именно из него Гриффит сделал впоследствии самый знаменитый американский немой фильм «Рождение нации».) Что было! Отец не желал признавать никакого «по мотивам»: «Ты украла чужой сюжет!» Следующую сценическую версию - и тоже для домашнего спектакля - Митчелл написала только в двадцатидвухлетнем возрасте, для друзей, и на этот раз - по мотивам фельетонной книжки Стюарта «Пародия на исторический очерк». Книга была ей близка - там причудливо смешивались времена и нравы, потом такой подход к истории стали называть «альтернативным», а альтернативная история - то есть переигрывание Гражданской войны - уже была ей привычна. Отец прослышал и опять, непримиримый шотландский упрямец, наговорил ей гадостей. Кстати, замечательный исследователь Ирина Галинская считает, что у Митчелл развился на почве детских страхов настоящий невроз,- и цитирует письмо Маргарет к престарелому Диксону (который, кстати, умер в том же 1949 году, что и она): «Пять лет я ждала, что вы за ту детскую пьесу предъявите мне миллионный иск!» Это очень по-южному - ждать иска не за материальный ущерб (которого не было), а за посягательство на честь. Вообще в роду были патологии, которых на сегодняшний взгляд не объяснить: блистательный филолог-почвенник Петр Палиевский, автор лучшей русской статьи об «Унесенных», цитировал письмо Митчелл об одном рассказе ее отца (тоже, кстати, мечтавшего о писательской карьере). Отец еще мальчишкой как-то играл в шпиона, влез на дерево, чтобы проследить, куда пойдет один старый родственник. Родственнику надо было идти в свое поместье через луг, но он - было отлично видно с дерева - сделал огромный крюк через лес: «Ему невыносима была мысль, что кто-то поймет его намерения. С годами,- писала Митчелл,- я все лучше понимаю этого старика». Южане не любят, когда их понимают. Душа южанина - потемки. Если почитать прозу южан - бросается в глаза, что все эти авторы воспитывались на сказках о Гражданской войне. Прямо-таки темы другой для разговоров не было, но в доме Митчеллов-Стивенсов это имело особую подоплеку. Так наши эмигранты с тем большим пылом говорили о революции, чем больше их семьи потеряли в результате октябрьского переворота: мать Митчелл, красавица ростом в сто семьдесят пять сантиметров, черноволосая и решительная, лишилась двух тысяч акров земли и тридцати рабов! Она родилась через десять лет после войны, а все не могла забыть несправедливости: была бы богатейшей невестой Юга! А еще у матери были две тетки, Мэри и Сара, старые девы, которые вообще ни о чем другом говорить не могли: ведь им вместе с престарелым отцом пришлось после войны начинать с нуля! Без рабов! На крошечном участке земли, который у них остался! «Не забудем, не простим!» Символом судьбы в «Унесенных ветром» становится споткнувшаяся лошадь: пытаясь взять барьер, гибнет отец Скарлетт; падая с пони, гибнет ее дочь. Сама Маргарет Митчелл обожала своего коня по кличке Буцефал и в двенадцатилетнем возрасте попыталась резко развернуть его на бегу; конь упал, придавил ей ногу - Маргарет сломала лодыжку и с тех пор ходила в специальной обуви с утолщенным каблуком. Отсюда и слухи о том, что она была одноногой; одноногой не была, но хромала сильно. Судьба ее не баловала и дальше: в 1918 году умер от ран после битвы на реке Мез ее жених Клиффорд Генри - единственный мужчина, которого она по-настоящему любила всю жизнь (до конца дней своих посылала его матери цветы в день смерти лейтенанта); год спустя от гриппа, во время страшной эпидемии «испанки», косившей европейцев и американцев, умерла Мейбел Стивенс - мать Маргарет, всегда бывшая для нее идеалом леди (именно ее почти единогласно называют прототипом Эллин, хотя историю с погибшим женихом Митчелл взяла из собственной биографии). Отец много болел, и Митчелл, не закончив образования, ухаживала за ним; кстати, учиться она хотела в Европе, интересовалась фрейдизмом и собиралась пойти в психоаналитики - не в последнюю очередь потому, вероятно, что именно травма, живущая в подсознании большинства южан, казалась ей причиной всех проблем Юга; бороться с этой травмой ей выпало самой, без помощи Фрейда. В 1922 году Митчелл познакомилась с Редом Апшоу - красавцем и, увы, алкоголиком. Год спустя она вышла за него замуж и промучилась в этом браке два года. Ходили слухи, что все это время она не расставалась с револьвером; сомнительно. Первый муж ее по-своему любил, ласково дразнил «коротконожкой» (она едва доставала ему до плеча), восхищался ее манерой носить юбки с рискованным разрезом, гордился тем, что, несмотря на сломанную лодыжку, она отлично танцует… Тут была чистая любовь-ненависть: страстно ссорились, страстно мирились. Однажды он ее поколотил прилюдно. Она пожаловалась его деликатному и болезненному другу Маршу, который уже жил тогда в Вашингтоне,- это был единственный человек, которого Апшоу слушался. Маргарет написала ему письмо с просьбой приехать и повлиять на Реда. Он приехал, поговорил - наутро Ред заявил жене, что она совершенно свободна, а он уезжает из Атланты и никогда не вернется. Развод в те времена был долгой процедурой, но Митчелл добилась официа