Филли присоединила свою записку к письму королевы и послала весь пакет к фавориту Елизаветы со своей матерью.
Когда лорду доложили о графине Гертфорд, он колебался, принять ли ее, но благоразумие решило этот вопрос утвердительно. Лестер все-таки принял графиню холодно, до известной степени вооруженным против всяких требований и упреков; взяв письмо, он вскрыл его, глазами пробежал несколько строк, и то, что он понял, заставило его моментально испугаться. Однако он сейчас же стал читать письмо.
Быть может, Лестер вспоминал прекрасные часы, прожитые им с Филли, так как при чтении его черты становились мягче, нежнее, и несколько раз он глубоко вздохнул.
Прочитав письмо, он долгое время оставался в раздумье, а затем произнес:
– Я постараюсь исполнить желание леди, но скажу прямо – надежды на успех очень мало.
Графиня поклонилась.
– Я также желал бы повидать вашу дочь, – продолжал он, – сегодня вечером я навещу ее.
Графиня снова поклонилась и вышла от лорда, чтобы поспешить к дочери и рассказать ей о своем посещении.
Филли была чрезвычайно рада сообщенному известию о визите лорда.
Лестер сдержал слово относительно письма Марии. Правда, он передал его королеве Елизавете не сам, так как это было для него слишком опасно, а доставил его в руки королевы другим способом.
Как и нужно было ожидать, письмо не привело ни к чему. Мария Стюарт была, быть может, самой неподходящей заступницей для герцога Норфолка.
Свидание Лестера с Филли состоялось еще в тот же вечер. Филли была все еще так же красива, как прежде; и при виде ее прежняя страсть снова возгорелась в сердце лорда, и он провел счастливый вечер в доме графини. Но он не ограничился этим. Он объявил, что не желает более отпускать от себя Филли, и было решено сообща, что она вместе с матерью переселится в его замок Кенилворт.
Елизавета долго медлила подписать смертный приговор Норфолку. Не было недостатка в людях, просивших о помиловании и смягчении, но ее сопротивление поддерживалось строгим, неумолимым лордом Берлеем.
Наконец 31 мая 1572 года Елизавета подписала вынесенный Норфолку смертный приговор, а 2 июня 1572 года Лондон снова сделался свидетелем зрелища, которое видел так часто в прежние времена и которое ему предстояло нередко видеть и в будущем.
Ровно в восемь часов утра двери Тауэра отворились, чтобы выпустить Норфолка. На Тауэр-Гилле был воздвигнут для него эшафот. Норфолк вступил на роковой помост спокойно и с достоинством.
По старинному обычаю в Англии преступнику позволялось держать речь пред казнью, и у врат вечности говорилось много замечательного как невинно, так и справедливо осужденными. Норфолк воспользовался правом, которое предоставляло ему это освященное веками обыкновение, и долго говорил к народу, после чего обратился с молитвой к Богу и положил голову на плаху, не позволив завязать себе глаза. Секира палача сверкнула в воздухе, и великому заговору герцога пришел конец.
Во время всех этих событий Мария Стюарт была переведена из Четсуорта в Шеффилд, где содержалась под строгим надзором Шрусбери. Остальные соучастники заговора были наказаны различным образом, хотя не поплатились жизнью; большинство из них постигло изгнание и конфискация имущества. Епископ росский также очутился в числе изгнанников, причем ему пригрозили жестокой карой, если бы он посмел вернуться обратно. Балльи был схвачен и препровожден за границу.
Зато Кингстону повезло. По ошибке Берлею было доложено о смерти Пельдрама, как и Гекки. Это была значительная потеря для министра. Но так как теперь он освободился от обещания, данного Пельдраму, то подумал о замене последнего. А кто же мог заменить его лучше Кингстона? И вот после переговоров с министром смелый злодей исчез из Тауэра. Когда Пельдрам снова появился, то от него отделались, сообщив ему, что его враг бежал по недосмотру своих сторожей. Позднее мы познакомимся с деятельностью этих обоих искателей приключений и результатом их встречи.