Безжалостная смерть забрала его из наших рядов тогда, когда он был полон творческих сил: мастеру кисти тогда было около сорока лет. Но произведения Акрама Сиддики, пусть немногочисленные, но драгоценные, остались в наследство почитателям его таланта. И сегодня его хранящиеся в Государственном музее искусств Узбекистана «Автопортрет» и «Свадьба» — если не ошибаюсь, самое крупное, многогранное по содержанию произведение, пик творчества художника, — восхищают ценителей искусства.
В изданной в 1976 году в издательстве «Советский художник »> книге «Искусство Советского Узбекистана» высказано сожаление, что на юбилейных выставках среди работ видных узбекских художников не экспонируются произведения художников, начавших свой творческий путь в двадцатые-тридцатые годы. Называется и имя Акрама Сиддики. Приятно было прочитать, что авторы считают необходимым в будущем обратить больше внимания на творчество этого художника.
В 1931-32 годах я преподавал рисование и черчение в таджикской школе, расположенной в старой части Самарканда. В этой школе в то время были собраны опытные педагоги, которые меня — молодого учителя — всячески поддерживали, старались помочь в успешном проведении уроков. Все это, конечно, меня очень вдохновляло. Я стремился пробудить в детях любовь к искусству, научить их любить живопись, постигать ее секреты, расширить их знания.
Мы в школе выпускали стенную газету под названием «Звезда Востока» («Ситораи Шарк»), которая украшалась многочисленными рисунками. Помню, наша газета была удостоена первой премии на городском конкурсе. До сих пор перед глазами радостное волнение всего коллектива школы по этому поводу. Тогда все мы, и старшие преподаватели, и молодые учителя, поздравляли друг друга с успехом.
В то время не было фамилий, оканчивающихся на «-ев» и «-ов», все ученики звались по именам своих отцов, например Шокир Сулаймон, Хасан Пулат и т.п. Был у меня очень старательный ученик по имени Карим Рустам. Он постоянно рисовал портреты своих товарищей, чем радовал меня.
Тогда я работал еще и в школе, расположенной рядом с мавзолеем учителя великого Навои в Самарканде — Фазлуллох Абулайса. Идя к этой школе, я часто встречал человека в черной широкополой шляпе, с большой черной папкой под мышкой. Всем обликом он выделялся среди других прохожих. Впоследствии я узнал, что это художник Маркел Калантаров. Маркел Израилевич был человеком, постоянно, без устали работавшим над собой, хоть и с характером в чем-то детским: очень простой, смешливый, склонный к шутке.
«Вы нарисовали меня не похоже!» — заявляли порой иные из его заказчиков, на что он, придав лицу серьезное выражение, неизменно отвечал: «Я ведь вам не простой фотограф, я художник, человек творческий».
Прадеды Калантарова были из тех, кто давным-давно, несколько веков тому назад, пришел в Самарканд из далекой Испании, — так называемые «яхудий» — евреи, основавшие в городе свои махалли. Музей археологии, расположенный в новой части Самарканда, занимает здание, которое построил дед Калантарова.
Однажды у медресе Улугбека на Регистане кто-то из художников познакомил меня с Рашидом Тимуровым. Я и до этого слышал его имя — Рашида уже в те времена выделяли среди молодых художников, однако я не встречался с ним. Он был одет в белую рубаху китайского шелка поверх шевиотовых брюк; высокий, худощавый, с курчавыми черными волосами, с большими, задумчивыми глазами, какие часто встречаются у бухарских евреев. Мы быстро нашли с ним общий язык и уже через минуту жарко беседовали — о Самарканде, об искусстве, о жанрах пейзажа и портрета. Он только что вернулся из Ташкента, делился своими впечатлениями; о Самарканде же, в который был влюблен, говорил с восторгом, взволнованно и страстно.
Его кисти принадлежат много созданных впоследствии произведений, в которых раскрылось изумительное сердце и яркий талант их автора, умеющего упиваться каждым мигом жизни, каждым впечатлением. Рашида Тимурова поистине можно назвать певцом Самарканда.
В тридцатые годы, как известно, в Самарканде жило много художников, которые воспевали его неповторимые архитектурные памятники, его своеобразную красоту. Среди этих мастеров кисти самым значительным и крупным считался Павел Беньков. Примечательно, что если на полотнах Бенькова, посвященных Самарканду, мы видим в основном теплые цвета (желто-золотистый, красный, оранжевый и близкие к ним), то в работах Рашида Тимурова город предстает чаще в приглушенном колорите: в пасмурный день, в дымке раннего утра или тонущим в прозрачных сумерках, — с преобладанием холодной гаммы (зеленые, синие, лазурные, фиолетовые тона). Все известные мне произведения Тимурова — со времени нашего знакомства в начале 30-х годов до нынешнего дня, — каждая его композиция (в изобразительном искусстве слово «композиция» означает произведение или картину), даже самые маленькие работы, писались художником неторопливо, подолгу, в постоянном творческом поиске. Ныне Рашид Тимуров признан в узбекском изобразительном искусстве как мастер пейзажной живописи. О том же, насколько широко его признание, свидетельствует изданный в Москве альбом репродукций работ художника под названием «Земля самаркандская».