Спустя годы, в 1944 году, вновь получив от издательства заказ на иллюстрации к роману «Мираж», я пришел к Каххару домой. Представился, но писатель меня не узнал. Он рассказал, что когда-то журнал «Советская литература» начинал публикацию этого произведения, а некий молодой художник сделал к нему целый ряд иллюстраций. У него, Каххара, сохранилось изображение учителя-джадида, которое он мне и показал, расхваливая...
Затем разговор наш перешел на произведение писателя Муминджона Мухаммаджанова «Житейские невзгоды».
Я знавал Муминджона Мухаммаджанова. Этого тучного человека, одетого в тюбетейку и рубаху навыпуск, часто можно было увидеть сидящим в одиночестве на улице. Я с большим интересом прочитал его «Житейские невзгоды». В этой книге воспроизведены реальные события жизни автора: юность, учеба в медресе, поездка в Оренбург для получения образования, дорожные приключения, короткое время, проведенное в медресе «Хусайния», то, как из-за материальных трудностей он был вынужден вернуться в Ташкент.
Позже, «Житейские невзгоды» в сокращенном виде были изданы отдельной книгой. К сожалению, из нее были изъяты многие интересные страницы.
Когда я вспоминаю это произведение, мне приходит на память «Исповедь» знаменитого французского писателя и философа Жан-Жака Руссо. Всегда невольно хочется сопоставить эти произведения.
Пока мы беседовали с Абдуллой Каххаром, жена писателя Кибрия-ханум (эту женщину с неизменным блеском в глазах я и раньше встречал в Самарканде, еще до ее замужества), по его просьбе принесла золотой медальон с портретом мужа. Медальон имел свою историю, которая отразилась в романе «Мираж»...
Таким образом, я второй раз познакомился с Абдуллой Каххаром и Кибрией-ханум.
Я сдал иллюстрации к «Миражу» в издательство. Если мне не изменяет память, приняли их после обсуждения директор издательства Юлдаш Шамшаров, одетая в черное Зульфия-ханум, редактор и переводчик Халида Сулейманова и сам Искандер Икрамов. Мне до сих пор неизвестны причины, по которым роман так и не был принят: то ли время было такое, то ли случайность помешала. Не знаю и о судьбе своих иллюстраций к нему.
Впоследствии я пробовал иллюстрировать романы Айбека «Священная кровь» и «Навои».
Закончив несколько иллюстраций к первому из этих произведений, я встретился с Айбеком-ака у него дома. Одетый в чапан хозяин встретил меня у ворот в назначенное им время. Первое, что я заметил, войдя в дом, — это висевший на стене большой этюд, изображавший мавзолей Ахмада Яссави. Тогда я вспомнил, что Зарифа-ханум, жена Айбека-ака, художница: о ней как о живописце одобрительно отзывался мой друг Урал Тансыкбаев.
Сейчас я не могу вспомнить в подробностях свою беседу с писателем. Однако мои тогдашние рисунки, чья судьба также осталась мне неизвестной, были, как мне кажется, в плане композиции недоработанными.
Настоящему художнику, человеку искусства, какой бы сфере его он себя ни посвятил, свойственно стремление постичь основы самых разных его направлений, — это естественное явление. Образно говоря, художник в своем творчестве должен испить ключевой воды из разных источников, точно так же, как пчела собирает мед с разных цветов. Лишь тогда рождаются шедевры. Ведь чтобы воссоздать на сцене, например, «Отелло», нужна, кроме творения драматурга, и работа режиссера, и композитора, и художника, и творчество актеров. Это значит, что искусства развиваются и зреют в тесном слиянии, в известной степени воздействуя друг на друга.
Вот почему и я не могу представить свою деятельность художника без поэзии, театра, танцевального и сценического искусства.
В те годы, когда слух еще не изменял мне, я старался по возможности не пропускать ни одной премьеры. Наслаждался выступлениями Мукаррам Тургунбаевой, Тамары Ханум. Видел в спектаклях «Халима», «Худжум», «Принцесса Турандот», «Бай и батрак», «Бесприданница», «Отелло» Сару Ишантураеву, Аброра Хидоятова, других замечательных актеров. Особенно восторгал меня гений Аброра Хидоятова, создававшего на сцене образы непередаваемой мощи и высоты. Недосягаемым и непревзойденным созданием его таланта был, конечно, Отелло.