Всю жизнь — а она перевалила ныне на вторую половину восьмого десятка — меня волновал вопрос о человеческом счастье, о необъяснимости его источника и причин, видимых и мнимых.
Как мало, в сущности, зависят благополучие или несчастье людей от поводов внешних, диктуемых жизненными обстоятельствами, и сколь глубокие причины того, как сложится судьба, кроются в нас самих, в нашей натуре, в нашем умении или неумении принимать мир таким, каков он есть. А сколько видел я на своем пути примеров того, как упорство, сила духа, душевная стойкость помогали людям быть счастливыми наперекор самым неумолимым жизненным испытаниям! И напротив: как часто приходится наблюдать душевную вялость, духовное убожество у тех, кто, казалось бы, не обделен ни здоровьем, ни благополучием, ни богатством... Видимо, все же истоки счастья человека, живущего в гармонии с миром, — не в изобилии материальном, но в богатстве духа, в щедрости души. И в этом меня убеждали судьбы десятков прекрасных людей, с которыми мне посчастливилось встретиться в жизни.
Одним из тех, кто оказал в свое время положительное влияние на мое творчество, был известный ученый, научный сотрудник Музея истории народов Узбекистана Турды-ака Миргиезов. Но прежде чем рассказать о нем, упомяну о курьезном случае, пришедшемся как раз на тот период.
Так как в театре полным ходом шло строительство, я, чтобы защитить свое рабочее место от пыли и мусора, огородил его большими фанерными листами. Это вызвало у мастеров любопытство: мол, что за таинственность — работает, закрывшись от людей? Они подсылали ко мне своих учеников, и подмастерья, просверлив в фанере дырочки, подсматривали за мной. Но, наверное, были разочарованы: никаких секретов у меня, конечно, не было, я, как оказалось, писал фреску обыкновенными красками и карандашами. Значительно позже, когда народные мастера сами рассказывали мне об этом, мы вместе от души смеялись.
...Работа продолжалась, и передо мной вставали по ходу ее новые вопросы: как, например, изображать национальные костюмы, как воспроизводить детали быта? Сказывалось поверхностное знание этнографии. Тогда-то мне и рассказали, что в историческом музее работает некий Турды-ака — человек, обладающий обширными этнографическими познаниями, то есть именно тот, кто был мне нужен. Я тут же, что называется, со всех ног бросился в музей, не догадываясь тогда, что сновать, словно челноку ткача, между театром Навои и историческим музеем мне отныне придется еще не раз — пока не достигну определенных высот в своей профессии.
Турды-ака меня встретил очень приветливо, дал на мои вопросы ответы пространные и исчерпывающие. Благодаря Турды-ака, мне по-новому открылось понимание и толкование многих национальных обрядов, обычаев и ритуалов; уклада народной жизни, секреты народных умельцев и история возникновения ремесел. Турды-ака был великолепным знатоком истории народов Востока, в частности Ирана и Средней Азии, а особенно тюркских народов — их культуры и быта. Этот человек был поистине живой энциклопедией Востока. Беседы с ним стали для меня бесценной школой, я мог часами слушать его рассказы о прошлом, о наших предках.
Родился Турды-ака в Ташкенте, но многие годы прожил в Тукмаке. В те времена Тукмак был крупным торговым центром, куда казахские баи привозили из вилоята Етти Сув скот, из Ташкента торговцы доставляли овощи и фрукты, а русские купцы вели здесь торговлю мануфактурой и фарфоровой посудой.
В те годы в Тукмаке часто видели двух молоденьких красивых учительниц-татарок. Однажды Турды-ака со своими друзьями стал свидетелем того, как какой-то байский сынок начал приставать к учительницам и оскорблять их, Парни ночью поймали негодяя, затащили во двор мечети и, раздев его догола, оставили там связанным...
Досужие языки утверждали, что Турды был тайно влюблен в одну из учительниц. Девушка не осталась безразличной к его вниманию, видимо, ожидая предложения, но, так и не дождавшись этого, вышла замуж за другого. Для Турды-ака, человека, несмотря на всю его образованность, крайне застенчивого, замужество любимой стало тяжелым ударом. Он так и не женился впоследствии, проведя всю жизнь одиноким. Умер он неожиданно, от болезни сердца.
С благодарностью я вспоминаю сегодня этого скромного человека, всегда державшегося в тени. Не было у него диплома, никаких званий, но каким кладезем познаний он был, и сколькими ценными советами обязан я ему — замечательному консультанту и наставнику, который оказался так незаменим для меня при выполнении трудной и ответственной работы. А щедрость, с которой он делился со мной своими знаниями, рассказывая о литературе, искусстве, истории, этнографии!.. Образ ваш, Турды-ака, всегда живет в моем сердце.