И в это мгновение ей показалось, что она сейчас заплачет.
– Леди Люсинда?
Она слишком долго молчала. Что было очень нехарактерно для нее, и...
– Она этого не допустит, – вдруг выпалила она. – Изучать ее интеллект. Но вы можете... – Люси поморгала, чтобы прояснить зрение, и зафиксировала свой взгляд строго на кустике маргариток, купавшемся в лучах солнца. – Вы можете убедить ее другим способом, – продолжила она. – Уверена, у вас получится. Если хватит терпения. И если вы не отступитесь.
Он заговорил не сразу. Некоторое время тишину нарушал шелест ветра. Наконец он тихо спросил:
– Почему вы мне помогаете?
Люси решилась посмотреть на него и с облегчением обнаружила, что на этот раз земля осталась у нее под ногами. Она снова была собой – оживленной и практичной до крайности, без какого-либо сумасбродства в голове. А перед ней стоял просто еще один джентльмен, претендующий на руку Гермионы.
Все было нормально.
– Либо вы – либо мистер Эдмондс, – ответила Люси.
– Значит, вот так его зовут, – пробормотал мистер Бриджертон.
– Он секретарь ее отца, – объяснила Люси. – Он неплохой человек, и я не думаю, что его привлекают только ее деньги, но любому глупцу видно, что вы – лучшая партия.
Мистер Бриджертон склонил голову набок.
– Почему, интересно, все это выглядит так, будто вы только что назвали мисс Уотсон глупой?
Люси устремила на него твердый взгляд.
– Никогда не смейте подвергать сомнению мою преданность Гермионе. Вряд ли я... – Она оглянулась на Гермиону и, удостоверившись, что та не смотрит в их сторону, продолжила значительно тише: – Вряд ли я могла бы любить ее сильнее, даже если бы она была моей родной сестрой.
Надо отдать должное мистеру Бриджертону – он почтительно поклонился Люси и сказал:
– Я обидел вас. Приношу свои извинения.
Люси судорожно сглотнула и кивнула. У мистера Бриджертона был такой вид, будто он имел в виду именно то, что сказал, и это слегка успокоило ее.
– Гермиона значит для меня слишком многое, – призналась она.
Люси вдруг подумала о жизни в доме своего дяди-опекуна Роберта Абернети, который исполнял долг по отношению к своим подопечным, но при этом всегда оставался холодным и недружелюбным. Она вспомнила долгие одинокие прогулки, бесконечное чтение книг в одиночестве, одинокие завтраки, обеды и ужины – ведь дядя Роберт никогда не изъявлял желания сесть за стол вместе с ней. Когда он сообщил Люси, что она будет учиться у мисс Мосс, ее первым порывом было броситься ему на шею и закричать от счастья.
Не сделала она этого потому, что вообще ни разу не обнимала его за те семь лет, что он являлся ее опекуном. К тому же в тот момент он сидел за своим письменным столом и сразу сосредоточился на бумагах, лежавших перед ним, тем самым давая Люси понять, что она может идти прочь.
Приехав в школу, она с головой ушла в новую для нее студенческую жизнь. Она наслаждалась каждым мгновением. Радовалась даже тому, что рядом были люди, с которыми можно поговорить.
В первый год обучения в школе ее поселили в одну комнату с Гермионой, и их дружба началась практически мгновенно. К ночи первого дня обе уже покатывались со смеху и болтали без устали, как будто знали друг друга всю жизнь.
Гермиона заставляла ее чувствовать себя... лучше. Не их дружба как таковая, а осознание того, что они подруги. Люси нравилось быть чьей-то близкой подругой. И, конечно, нравилось иметь близкую подругу. Однако больше всего радости ей доставляла мысль, что на свете нашелся человек, который посчитал ее лучшей.
Это добавляло ей уверенности в себе. И ощущения уюта. Все было именно так, как описал мистер Бриджертон, когда рассказывал о своей семье.
Люси знала, что может положиться на Гермиону. И Гермиона то же самое знала про нее. И Люси сомневалась, что в мире существует кто-то еще, о ком она могла бы так сказать.
Люси заставила себя вернуться к настоящему и посмотрела на мистера Бриджертона. Он спокойно стоял и разглядывал ее с вежливым любопытством. Люси почему-то охватила странная уверенность в том, что если бы она рассказала ему обо всем – о Гермионе, о брате Ричарде, о Феннсуорт-Эбби...
Он понял бы. Со стороны могло бы показаться, что вряд ли – ведь он вырос в большой и дружной семье. Что он просто не может знать, что значит быть одиноким, когда не с кем перемолвиться словом. Но по каким-то признакам – вероятно, по его глазам, которые вдруг стали зелеными-зелеными, по его взгляду, который был буквально прикован к ее лицу...
Люси опять сглотнула. Боже, да что с ней такое? Она уже не может закончить собственные мысли!