-- А - я запнулся, - вас, наверное, в тридцать седьмом году посадили по ложному доносу, как товарища Рокоссовского, - я специально выделил слово "товарища" - а потом долго разбирались?
Увидев мое вытянувшееся лицо, он невольно усмехнулся.
-- Сидеть мне к счастью, не пришлось, а вот в звании действительно понизили. Ну что же, время тогда было суровое. Наш командарм - генерал Юшкевич тогда тоже больше года провел в тюрьме. Его посадили как раз в самом конце ежовских репрессий. При Берии все дела начали пересматривать, но ждать Юшкевичу пришлось долго.
-- Да, при Ежове обвиняли быстро, а вот чтобы разобраться во всех этих ложных доносах нужно несколько лет. К тому же, слабовольные командиры, которые признавали свою вину и подписывали доносы на сослуживцев, в большинстве своем были расстреляны, и опровергнуть свои показания уже не могут. Выживали в основном те, кто как Константин Константинович свою вину не признал.
Хотя капитан не показывал виду, но вспоминать о репрессиях ему, наверно, было не очень приятно. Поэтому я перешел к более актуальным проблемам.
-- Андрей Андреевич - попросил я. - Расскажите о нашей дивизии. Какой боевой опыт имеется у командного состава и рядовых бойцов, где сражались.
Командир грустно улыбнулся. - Опыт есть, но большинство командиров погибло или в госпитале. Поэтому-то мы вам так рады. До войны наша 179-я дивизия дислоцировалась в Литве, недалеко от Вильнюса. Личный состав корпуса в основном пополнялся местными жителями, и в первый же день войны они стали дезертировать и даже стреляли в своих командиров. Как оказалось, литовцы заранее готовились к войне, и с помощью предателей в наших рядах организовали нападения на штабы и склады.
- И чего им надо - вспылил комбат. - Мы им Вильнюс вернули, который поляки у Литвы отняли, а они предали.
- Наш командир заранее принял все меры предосторожности, так что литовцам было трудно дезертировать. Потом мы отступали через Белоруссию. В начале июля получили пополнение, отправив ненадежных литовцев на восток, и заняли оборону у Невеля, прикрывая Великие Луки. Против наших шести дивизий немцы бросили шестнадцать, в том числе три танковые и три моторизованные. Бои были очень тяжелые. Все командование дивизии погибло, включая начальника штаба и комиссара, кстати литовца. Как вы понимаете, при таком соотношении сил нам приходилось отступать. Самый тяжелый бой произошел 19 июля. В тот день бойцы нашей дивизии подбили пятнадцать танков, но нас оставалось слишком мало, и город пришлось оставить.
Капитан медленно отпил из кружки, и продолжал:
-- Но уже через два дня наша дивизия совместно со 126-й отбили Великие Луки обратно. Ну, конечно вместе с приданным 23 мехкорпусом. Чтобы мы там без танков сделали. Обратите внимание, мы одни из первых, кому удалось освободить город от немцев. Больше месяца наша армия продолжала удерживать позиции, и мы даже переходили в контратаки, но силы были на исходе. После полутора месяцев тяжелых боев в дивизии из восьми тысяч оставалось буквально несколько сот человек без всякой техники и артиллерии. Хорошо еще, раненых успевали эвакуировать.
-- А ведь раненые два месяца назад уже начинают возвращаться в строй. - заметил Сергей - Жаль, что нет приказа, требующего направлять военнослужащих после лечения в свои подразделения.
-- У соседей дела обстояли не лучше. - продолжал капитан. - В мехкорпусе не осталось ни одного исправного танка. Среди командиров потери тоже были очень большими. Так что не удивляйтесь, что ротой командует старшина, батальоном старлей, а полком капитан.
- Дивизия действительно героическая. - Я с уважением посмотрел на своего командира. - И старшина мой не обычный хозяйственник, который может только портянки подсчитывать, а самый настоящий боевой командир, фактически - заместитель командира роты.
Немного помолчав, Андрей Андреевич продолжал - 22 августа немцы сосредоточили в одном месте две танковые и четыре пехотные дивизии, прорвали фронт и стали замыкать кольцо окружения. На следующий день мы получили приказ прорываться, пока противник не успел укрепиться. После выхода из окружения нам успешно удалось отбить танковую атаку, хотя при этом погиб начальника штаб дивизии капитан Мельцер, руководивший боем. Оторвавшись от противника, дивизия отошла на северо-запад. В сентябре нас пополнили маршевым батальоном, дали немного пушек и гаубиц.
Освободив часть стола, Козлов расстелил на нем карту.
- Теперь мы держим оборону вот на этом изгибе Западной Двины. Нашей обескровленной дивизии достался участок километров десять-двенадцать. Фашисты периодически пытаются форсировать реку в разных местах. Особенно туго нам пришлось восьмого числа, когда погиб наш второй комдив. Снова были большие потери, от 618-го артполка ничего не осталось. Закрепиться на нашем участке берега немцам не удалось, но вот южнее у них был плацдарм, откуда можно наступать вдоль железной дороги прямо на Ржев. Для ликвидации плацдарма мы с соседями направили по одному полку, так что здесь оборона еще сильнее ослабела. Вот германцы вчера этим и воспользовались. Если бы им удалось прорваться, они нанесли бы удар на юг - в спину 259-у полку нашей дивизии, который вчера вытеснял врага с восточного берега. Но, как мне доложили, к утру плацдарм освобожден полностью. Руководил операцией командующий 22-й армией генерал Масленников. Кстати, день наступления он выбрал очень удачно. 15 сентября немцы праздновали день национального флага, и по случаю красного дня начали большое наступление, как на нашем участке, так и на соседних. И, разумеется, понесли большие потери. Поэтому к обороне они не были готовы.