С высоты Мевелю была хорошо видна станция, охваченная огнем. Грохот снарядов, все еще продолжавшихся взрываться, доносился даже сквозь рев самолетных двигателей.
- Какой же молодец у меня шеф, с теплотой подумал он о человеке, которого собирался предть. - Все-таки постарался выбить для меня самолет, а то был бы я сейчас там, в этом аду.
Глава 10
24 сентября.
Вилли Леман
[11], гауптштурмфюрер СС и начальник подотдела 4-E-1 гестапо, занимающегося общими вопросами контрразведки, был одним из прообразов литературного героя Штирлица. Советский разведчик Максим Исаев никогда не смог бы стать штандартенфюрером, так как у всех офицеров СС обязательно проверялась родословная за двести лет. А вот Вилли был чистокровным немцем, и такую проверку легко прошел. Вторым, более важным отличием от киношного образа было то, что у Лемана не было радистки Кэт, как не было и рации с шифрами и кодами. Съездить в Швейцарию, как это запросто делал Штирлиц, чтобы связаться хотя бы через советское посольство, он тоже не мог. Поэтому после начала войны у Лемана не было никакой возможности передавать свои сообщения в Центр, и приходилось ждать, пока советская разведка сможет прислать связных. Но сведения, которые он сегодня узнал, были настолько важными, что их обязательно нужно было передать в Москву. Любым путем и любой ценой.
Сегодня рано утром, скорее даже ночью, гауптштурмфюрера срочно вызвали на совещание к Мюллеру. В этом не было ничего необычного, ему часто приходилось общаться даже с Гейдрихом, возглавлявшим главное управление имперской безопасности, а срочные вызовы были нормой в работе гестапо. Но вот то, что он услышал, было настолько невероятным, что все присутствующие на совещании сначала не хотели в это верить. А когда поверили, то сидели ошарашенные несколько минут, и не могли вымолвить ни слова. Бывалые сотрудники имперской безопасности, знающие множество тайн, о которых не докладывали даже Гитлеру, были потрясены тем, что Советы смогли прислать агента из будущего.
Сейчас Вилли стоял в своем кабинете у окна, держа в руке незажженную сигарету, о которой он давно забыл, и напевал песню, наиболее подходящую в данной ситуации. Пел он про себя. Хотя его кабинет и не прослушивался, но привычки контрразведчика настолько въелись в подсознание, что ему не нужно было себя контролировать. Поэтому Вилли мог не опасаться, что кто-то случайно услышит его пение, что могло бы закончиться для него большими неприятностями. Дело в том, что песня была на русском языке.
Наверх вы товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает.
Русский язык Леман не знал, но эту песню выучил, и смысл каждого слова понимал. Причем, не только понимал, но и очень хорошо себе представлял. В тот зимний день, тридцать семь лет назад, он стоял на палубе германского корабля, находившегося в порту Чемульпо, и своими глазами видел, как героические моряки Варяга готовились вступить в неравный бой. Из гавани русский крейсер выходил под звуки оркестров, игравших на всех иностранных кораблях, находившихся в порту. Наблюдать сам ход сражения Вилли не мог, так как был простым матросом, и бинокля у него не было. Но когда "Варяг" вернулся, он смог хорошо рассмотреть повреждения, полученные крейсером, прежде чем команда затопила его. "Кореец", который почти не пострадал, взорвали, чтобы враги не смогли поднять его и отремонтировать. Та отвага, которую продемонстрировали русские даже в заведомо безвыходной ситуации, оказала сильнейшее впечатление на юного Вилли, и стала одной из причин, по которой он сделался убежденным противником войны с Россией. Позже ему также пришлось стать свидетелем Цусимского сражения.
Пропев песню до конца, Леман начал снова, но уже по-немецки:
Auf Deck, Kameraden, all auf Deck!
Heraus zur letzten Parade!
Der stolze 'Warjag' ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade!
Напевая, гауптштурмфюрер одновременно мысленно прокручивал в уме сегодняшние события. Когда на утреннем совещании начальники отделов гестапо стали возмущаться самим предположением о том, что Германия может проиграть войну, он один протестовал неискренне. Хотя с формальной точки зрения ход войны для Вермахта был очень успешным, но до победы было также далеко, как и три месяца назад. Несмотря на все поражения и большие потери, Красная Армия не была сломлена, и продолжала яростное сопротивление. Вот в Японии и Турции ситуацию оценивали объективно, и вступать в войну с СССР эти страны пока не спешили.