Над ней нависла неясная фигура, замотанная во все черное, и блеснул нож.
— Вот и все, птичка, — услышала она мерзкий смешок.
Но у Аеллы была своя точка зрения на сей счет. В последний момент она сумела-таки поймать за хвост убегающую Силу, и нападавшего отшвырнуло с такой мощью, что тело его, ударившись о ближайшее дерево, с мерзким хрустом изогнулось под неестественным углом.
Ничего не понимая от боли, наполовину оглушенная и ослепшая, обливающаяся кровью Аелла каким-то образом сумела подняться в воздух и устремилась ввысь, туда, где сквозь кроны просвечивало вечернее солнце.
Она слышала предсмертные крики братьев и сестер, вопли умирающих людей, но они оседали где-то на самом краю ее сознания, единственно, чего сейчас хотелось гарпии — так это оказаться в небе, и когда она, не чувствуя боли от ветвей, цеплявшихся за крылья, наконец-то прорвалась, крылатая дева не сумела сдержать радостного крика.
И уже в следующую секунду, когда ее разум немного прояснился, Аелла, расправив крылья и рыдая навзрыд, устремилась к горе, туда, где должна была находиться огнерожденная.
Она слишком возгордилась, и в результате потеряла всех вверенных ей воинов. В том, что сражение закончилось полным разгромом, не оставалось ни малейших сомнений — гарпия уже поняла, с кем ей пришлось столкнуться, а потому не испытывала иллюзий.
Но она еще могла предотвратить самое страшное, могла спасти ту, кого ей было приказано оберегать и защищать любой ценой. А для этого надлежало спешить, и Аелла вновь обратилась к Силе, чувствуя, как мощь переполняет легкое пернатое тело.
За это придется расплачиваться, но чуть позже, а сейчас она просто обязана успеть…
Дернувшись, точно от удара, гарпия открыла глаза и с трудом сдержала слезы. Слезы боли, слезы разочарования, слезы обиды.
Она осторожно потянулась и дотронулась до того, что еще столь недавно было крылом. Теперь там красовалась культя пульсирующая адской, как сказали бы люди, болью. И она сама отрезала то, что осталось от крыльев — ее великолепных огромных крыльев — зачерпнув те остатки Силы, до которых смогла тогда дотянуться.
Отрезала, потому что иного выхода не оставалось. Привести в порядок мешанину плоти, перьев и изломанных костей не смогла бы, наверное, сама Целительница.
Аелла вновь расплакалась от дикой обиды и взглянула на того, кто стал причиной увечья.
Полукровка метался в бреду. Да, ему тоже изрядно досталось, Аелла, даже не будучи лекарем, понимала, что он никогда больше не возьмет меч в правую руку, да и бегать сможет медленно и недалеко, но…
"Но он не потерял полет"! — в отчаянии подумала дочь неба и в очередной раз попыталась дернуть себя за крыло. Несуществующее крыло. — "Каой же я была дурой"!
Нет, конечно, она не жалела, что спасла жизнь другому существу, но… Но, когда гарпия, подлетев к высокой площадке, увидела, как с нее сбрасывают человека, она, кажется, на миг сошла с ума. Аелла и сама не могла точно сказать, что именно щелкнуло в этот момент в мозгу, но, сложив крылья и придав телу максимальное ускорение, гарпия метнулась вниз, камнем рухнув в глубокий каньон, оставшись при этом незамеченной для врагов.
Лишь когда ее руки сомкнулись на теле, а крылья распахнулись в обе стороны, гася скорость, она поняла всю глубину ошибки, и осознала, что изрядно переоценила себя.
Мышцы спины напряглись, крылья затрещали, едва не ломаясь от натуги, и она, с трудом, но все-таки замедлила падение. На какой-то миг гарпии даже показалось, что все обойдется… Но затем правое крыло пронзила острая боль, оно обвисло, и мир завертелся, закружился волчком, и принялся вращаться перед глазами, а затем их со всей силы приложило о скалу, и Аелла потеряла сознание.
В себя она пришла, когда голубая ленточка реки превратилась уже в полноценный поток, лететь до которого им оставалось от силы несколько ударов сердца. В последний момент она при помощи Силы чуть-чуть затормозила полет, но на большее оказалась уже неспособна.
Затем был всплеск, удар о камни, и стремительная вода, бьющая, хватающая, тащащая безо всякой жалости.
Сильная рука выдернула ее и бросила на гальку, на которую Аелла извергла содержимое желудка, после чего — забылась лихорадочным сном в луже собственной рвоты.
Придя в себя, она проверила то, что осталось от крыльев, разрыдалась, но, безо всякого снисхождения к собственным ранам, сделала то, что следовало, после чего оттащила спасенного полукровку — тот лежал без сознания — подальше от воды. Затем, найдя сухой плавник, сумела соорудить ему что-то вроде лубков, и, самое главное, зажгла огонь. Каким чудом она умудрилась сотворить последнее, гарпия не смогла бы вспомнить, наверное, даже на Страшном Суде антропасов.