Злость, раздражение, жалость.
— Войдите, — распорядилась она, и дверь открылась.
— Госпожа, есть новости. — Вошедшей оказалась Мислия.
Боль, усталость, жалость к себе.
Первая Тень, как рассказывали принцу, с трудом пережила ту страшную ночь, и до сих пор полностью не восстановилась от ран.
— Да, и новости очень важные.
Вслед за Мислией вошел Амандус.
С одной стороны, это было удивительно, но с другой — ожидаемо. Таривас сразу же понял, что они сейчас скажут, а потому — напряженно замер, готовясь встретить надвигающуюся бурю.
— Слушаю, — коротко бросила королева.
— Посланники Волукрима, — в один голос произнесли канцлер и первая Тень.
Жаркая волна ярости затопила все вокруг. Эмоции матери оказались столь сильными, что принц тихонько охнул, не в состоянии справиться с ними.
"Три, два, один"…
— Что-о-о!!! Какие еще посланники! — Вопль правительницы Дилириса, должно быть, слышали в самом дальнем флигеле дворца. — Вздернуть их на ближайшей осине!
Это было ожидаемо. Они с матерью задумывали то, что задумывали не для того, чтобы теперь пойти на попятную, но все-таки, столь бурная реакция не могла не вызвать улыбку. Мать, как всегда, была искренна в своих чувствах, и если уж ненавидела кого-то, то делала это всей душой.
— Я понимаю ваш гнев, о моя госпожа, — ровный и уверенный голос Амандуса, как всегда, сумел притушить ураган по имени Кэлиста, — но все-же вынужден настаивать на приеме послов. Дворяне не желают войны и открыто высказывают свои мнения, мы не можем не учитывать этого, а потому должны показать, что не являемся агрессорами.
— Это так, — подтвердила первая Тень. — Ночное нападение на дворец, несмотря на все свое вероломство, испугало многих. Они не понимают, что происходит, и чем мы заслужили возмездия Вороньего Короля и Охотника. А напуганные и непонимающие люди — плохое сочетание. Нужно сделать так, чтобы виноватой стороной оказался именно Волукрим.
— Что весьма непросто будет организовать, — продолжил за нее Амандус, — если посланцев, имеющих дипломатическую неприкосновенность, казнят без суда и следствия.
И снова мать заскрипела зубами в бессильной ярости. Она знала, что советники правы, более того, эти вопросы не один и не два раза обсуждались до начала путешествия, и все-же, принять истину было трудно даже для нее.
— Хорошо, — наконец процедила Кэлиста Вентис, — пусть прибудут в столицу для переговоров. Я даю слово, что ни один волос не упадет с их головы. Мислия, ты знаешь, что нужно сделать.
— Знаю, — холодно и бесстрастно ответила она.
Холодная решимость, злость, злорадство.
Таривас с трудом сдержал вздох. Еще каких-то три недели назад эти слова переполнили бы его радостным возбуждением, но теперь… Теперь он начал смотреть — хех! — на вещи немного иначе.
Принц вновь коснулся рубца на лице и впервые за долгие годы задумался:
"А правильно ли мы поступили, дергая ворону за перья"?
— Подсекай, — Безымянный, не обращая никакого внимания на шипение гарпии, дождался, пока рыба надежнее клюнет на наживку, и лишь после этого резко, насколько позволяло изломанное тело, дернул самодельную удочку вверх.
Серебристый росчерк хвоста свидетельствовал об удаче, и когда в следующий миг тело рыбы затрепыхалось на камнях, юноша ощутил некое подобие радости.
"Подумать только, как иногда мало людям нужно для счастья", — пришло ему в голову, но вслух Безымянный не стал говорить ровным счетом ничего — какой смысл в словах, когда речь идет о пище.
Даже одна пойманная рыба в их положении означала возможность жить и бороться. О том, для чего ему нужна эта самая жизнь, и какой смысл в борьбе, юноша старался не думать. Да что там, он решительно отгонял эти мысли так далеко, как только получалось, вот только получалось — паскудно. И все же, Безымянный боролся с собой, потому что знал — если не будет этого делать, то груз предательства, разбитых надежд и тяжелых обид приведет его к ближайшей осине. Хотя повесится, конечно, не выйдет — не на чем.
"Придется вскрывать вены", — меланхолично подумал полукровка, насаживая на крючок нового червяка.
Да, перерезать себе вены он еще мог — чудесная волукримская сталь не пережила падения и меч разлетелся на несколько осколков, но тот, что торчал из гарды был ничуть не менее остер, чем раньше, а значит — один разрез от кисти и до предплечья, и все кончится.
Но Безымянный не мог так поступить по двум причинам. Во-первых, это бы свело на нет самопожертвование гарпии. Аелла лишилась крыльев, спасая его жизнь, и нужно было оказаться последней тварью, чтобы просто так взять и плюнуть на старания дочери неба. Но не только лишь благодарность мешала юноше наложить на себя руки. Было вторая — не менее важная — причина.
Он обещал Вороньему Королю защищать Игнис даже ценой своей жизни, и с треском нарушил клятву, а значит, жизнь и смерть ему больше не принадлежат. Корвус должен будет сам решить, как поступить с клятвопреступником, и Безымянный был серьезно настроен предстать пред его очами для суда.
В голове что-то кольнуло и перед глазами возник образ: фиолетовые небеса, крыша чего-то, напоминавшего крепость, Вороний Король и Кающийся. Корвус что-то говорит, но слов не разобрать.
Безымянный моргнул и видение бесследно растаяло, оставив после себя резкий приступ головной боли. Скривившись, полукровка коснулся виска пальцами изувеченной правой руки и зашипел. В последние дни время от времени у него начали появляться видения, судя по всему, имевшие какое-то отношение к тому, о чем он бесследно забыл. И это что-то, определенно, имело колоссальное значение.
Посидев несколько секунд и не найдя ответа, он вернулся к мысленному самобичеванию.
"Да, я обязан расплатиться за свои грехи"!
Юноша понимал, что в случае возвращения ничего хорошего ждать не стоит, но его это не волновало. Смерть — так смерть, пытки — так пытки. Какая разница? Особенно теперь, когда мир застыл на пороге новой Последней Войны. Безымянный не страдал от излишнего оптимизма и понимал, что Вороний Король не спустит такого предательства. Он наверняка хотя бы в общих чертах уже знает о том, что произошло. Не может не знать. Лично сам виконт на его месте передал бы гарпиям, призванным следить за Игнис, какой-нибудь магический артефакт, позволяющий экстренно выйти на связь, ну или хотя бы подающий сигнал в случае гибели разведчиков. Правда, у Аеллы, которая, вроде бы, и командовала гарпиями, ничего такого с собой не было, но это мало что значило. Так или иначе, Корвус должен был понять, что за нападением стоял Дилирис, а даже если и нет — то возвращение его высочества и первой Тени весьма подозрительно само по себе. И Древний, до помешательства любящий свою приемную дочь, обязательно сорвется и сотворит какую-нибудь глупость.
"Допустим, он совершит или уже совершил нечто непоправимое. Что произойдет после, ближе к концу лета"?
Со стороны все будет выглядеть так, словно безумный Вороний Король напал на ни в чем не повинный Дилирис, и у Аэтернума не останется иного выхода, кроме как прийти на помощь. А где Аэтернум, там и Империя Бархатных Островов, с феноменальной силой флота которой придется считаться даже легендарному сковывающему.
Неясным Безымянному оставалось отношение к происходящему Ривеланда, но юношу начали посещать нехорошие мысли на предмет сговора двух королев. Уж очень все хорошо сходилось, прямо такие удачные случайности, что дальше некуда.
От размышлений его отвлекло то, что леска дернулась. Безымянный вновь подсек, и горная речка подарила им с гарпией еще одну рыбу. Аелла радостно пискнула и схватила ее, а юноша устало улыбнулся и насадил нового червяка на крючок.