— И многие ушли? — неожиданно спросил Безымянный.
Глаза барона вмиг превратились в две щелочки, наполненные подозрением и недоверием.
— Достаточно, Щит.
— Я больше не Щит, — одними губами прошептал Безымянный. — И, наверное, не виконт.
— Та-ак… — барон подошел к кувшину, налил из него два кубка вина и передал их сперва Аелле, затем — полукровке. — Рассказывай, Лариэс.
— Безымянный, — механически приняв вино прошептал тот.
— Что?
— У меня больше нет имени.
— Та-а-ак.
Барон вновь вернулся к кувшину, налил еще один бокал, залпом осушил его, после чего — повторил процедуру и лишь затем уселся в массивное кресло и вперил напряженный взгляд в собеседников.
— Рассказывайте. Все.
И они рассказали.
Когда Безымянный закончил, то лицо барона Урсуса попеременно то бледнело, то наливалось краской, а могучая лапища сжимала бокал так, что металл гнулся.
— Я ожидал чего угодно… — одними губами прошептал он, — но не такого…
Барон прикрыл глаза и вдруг грубо выругался.
— Тва-ари, — прошипел он, — какие же твари…
— Господин, — Безымянный взглянул на собеседника, — могу я задать вам вопрос.
— Да, конечно.
— Что с моими… бывшими моими людьми? С ранеными?
Барон склонился к полукровке и недоверие вперемешку со злобой в его взгляде сменились на понимание и… уважение, что ли?
— Идем, все покажу. А ты, пернатая, передохни пока, слуги сейчас придут и позаботятся о тебе.
Они вышли из покоев барона и направились прямиком к лазарету, в котором Орелия исцеляла больных во время нападения изначальных.
— Для начала я немного расскажу о том, как оно тут было у нас с момента вашего ухода, — начал барон.
Безымянный лишь кивнул в ответ.
— Спустя где-то неделю, изначальные неожиданно стали вести себя, точно дикие звери. Исчезла вся эта их организованность. Тогда мы все праздновали победу, послали весть Паллидию и начали ждать вашего возвращения. Но время шло, и никто не появлялся, а затем с запада пришли вести…
— Вести?
— О том, что случилось в Сентии.
Они как раз вышли во двор, и барон на миг остановился, глядя в небеса.
— Вот уж не думал, что увижу своими глазами новую Последнюю Войну, — неожиданно проговорил он. — А ты, парень?
Безымянный не ответил. Какой смысл был говорить что-то?
Барон покосился на него и вздохнул.
— Я не раз наблюдал такой взгляд, как у тебя. Взгляд живого покойника, смирившегося с судьбой и готового к смерти. Все понимаю, но постарайся найти в себе силы жить дальше. Возможно, еще не все потеряно.
— Даже… даже если нас ждет новая Последняя война, которая, и правда, может оказаться последней? — с неожиданной горечью в голосе прошептал полукровка.
— Особенно, — барон положил ему руку на плечо и улыбнулся, — жизнь продолжается даже после конца света, что бы там ни утверждала церковь. Не веришь — посмотри на северян с их мертвыми богами. Додагударианство прямым текстом говорит об этом. Ладно, идем, на чем там я остановился?
— На вестях с запада.
— Ах да. Так вот, как только прилетела гарпия с письмом, все пошло наперекосяк. Паллидий в три дня собрал всех, до кого только мог дотянуться, прихватил также и нашу конницу, после чего, отправился на запад прямиком через Ничейные Земли.
— На запад? Он хочет вторгнуться в Дилирис?
— Видимо, да, — пожал плечами барон. — Мне не докладывает, знаешь ли. Всех гвардейцев, оставшихся на излечении, воукримец забрал с собой.
— Значит, они были живы тогда? — эта новость сумела-таки чуть-чуть пробить ледяной панцирь, сковавший его сердце.
— Думаю, и сейчас с ними все хорошо, — пожал плечами барон. — С чего бы им умирать-то? Впрочем, — они подошли к двери, и владыка замка положил могучую ладонь на полированное дерево, — один остался. Правда, к нам он прибился уже после того, как Паллидий забрал остальных твоих товарищей.
Он распахнул дверь и Безымянный проковылял внутрь.
Здесь было чисто и прибрано, пахло душистыми травами и, почему-то, овсяной кашей. А на кровати в самом углу комнаты трое играли в кости. Двое — в цветах барона. Один же…
Безымянный замер, открыв рот от удивления.
— Индр? "Это ты?" — прошептал он, не веря увиденному.
Впрочем, настрочу ему устремился не менее пораженный взгляд карих марравских глаз.
— Капитан? — Индржих вскочил с кровати, оттолкнул одного из товарищей по игре и, насколько позволяла цепь, сковывающая лодыжки, бросился к нему, после чего заключил в столь крепкие объятья, что плохо сросшиеся ребра Безымянного едва не затрещали, а перед глазами у того поплыли круги.
— Вот, — закончил барон. — Подобрали в лесу пару недель назад. Едва живого от ран. Пришел в себя только четыре дня назад, а уже какой бодренький. Никому ничего не объяснял, видите ли, память отшибло. Другой бы на дыбу вздернул, но я пожалел, все-таки, вместене насекомых рубили. Вот, ждал, сам не знаю, чего… Дождался.
Барон фыркнул, но во взгляде его читалось уважение к гвардейцу.
— Ладно, оставлю вас. На выход! — последнюю команду он обратил к охранникам, сторожившим, как понял Безымянный, Индржиха.
Спустя пару ударов сердца они остались вдвоем и гвардеец, немного смущенно, указал полукровке на ближайшую кровать.
Они сели друг напротив друга, и Безымянный спросил:
— Что с другими? Или действительно память отшибло?
Лицо Индржиха помрачнело.
— Я — единственный, кто выжил… Повезло.
Он тяжко вздохнул и начал рассказ.
Когда его высочество с товарищами начал восхождение на Седого Старика, гвардейцы привычно занялись возведением лагеря, в который, собственно говоря, и должны были с победой вернуться герои. Никто не сомневался: пройдут сутки, может быть — двое, и они, воссоединившись с товарищами, отправятся назад, овеянные славой.
Индржих, как старший из оставшихся бойцов, контролировал ход работ, и когда все было завершено: палатки выстроены, кони накормлены, напоены и укрыты, караулы расставлены, дрова запасены, решил немного злоупотребить статусом офицера и — отправился к каньону.
— Понимаешь, — проговорил он, — мы же остановились совсем недалеко, а ведь знаменитый каньон речки Подземной — чудо природы, ничуть не меньшее, чем сама гора.
— Понимаю, я ощутил всю его чудесность на собственной шкуре, но ты продолжай.
Продолжать особо было нечего. Минут пятнадцать-двадцать занял путь в одну сторону, но, наконец, воин оказался возле обрыва, резко, будто ножом кто отрезал, уходящего вниз. Там, на глубине, наверное, футов в триста, журчала быстрая и весьма глубокая на вид речка.
— Очень глубокая, — согласился Безымянный, — футов семь-восемь, а то и все десять. Это спасло нас.
— Ага, я так и подумал, — легко согласился Индржих. — Ну а дальше все случилось очень быстро.
Уже идя назад, он вдруг услышал шум, затем — звуки сражения. Он понесся к товарищам, но опоздал — непонятные воины вместе с Марком и его бойцами, как раз дорезали последних гвардейцев принца.
— Игнациуса прикончили прямо на моих глазах, — неестественно ровным голосом рассказывал Индржих. — Распороли, точно поросенка, от плеча и до бедра — снял доспехи, дурень… Хотя помогли бы они?
— Нет… Но ты продолжай.
Индржих сжал и разжал пальцы, тихо процедил грязное марравское ругательство, наконец, взял себя в руки и рассказал, что было после.
— Тут, честно говоря, я решил проявить ту, вторую доблесть, ну, ты в курсе?
— А, ваше знаменитое марравское: "будь героем, но если все против тебя, то отступи и будь героем в следующий раз"? — без тени улыбки ответил полукровка.
— Именно. И я бы, наверное, даже сбежал, не будь у них с собой нескольких сковывающих.
— Погоня?
— Она, родная. Правда, мне повезло во второй раз — эти парни очень спешили, а потому отправили лишь одного колдуна и трех бойцов.