И тогда королева, чья армия уже успела дойти до Секундуса, отправила гонца к брату, который был как воздух необходим в действующей армии…
Ответ поверг в шок весь двор.
Таривас до сих пор помнил дрожащий голос чтеца, который озвучивал написанное дядей, и даже сейчас принцу время от времени казалось, что ему это приснилось.
Дражайшей сестре моей. Сим письмом уведомляю о том, что ты — подлая тварь и клятвопреступница, чьи грехи могут быть смыты лишь кровью. Отрекаюсь от тебя и проклинаю, надеюсь, что Сатана заберет твою душу в ад, где она будет жариться до Страшного Суда на самой большой сковороде.
Более не считаю себя связанным какими бы то ни было вассальными обязательствами и объявляю тебя узурпатором, против которого и подниму верные мне полки, дабы очистить Дилирис от скверны.
Твой брат, Устин Вентис.
Таким образом, в одночасье, армия Дилириса безо всяких сражений потеряла порядка пятнадцати тысяч солдат, двух стихийных магов и шесть сковывающих. Если добавить к этому виннифисских наемников — еще около семи тысяч — то общие потери составили цифру, которая не всегда выходит после серьезного и очень кровопролитного сражения.
Вороний Король щелчком пальцев получил в свое распоряжение целое герцогство, а еще — претендента на престол Дилириса.
Таривас не вчера родился, он знал, что такое "борьба с узурпатором". Но отсюда следовало, что герцог, его жена и сын уже не один год были тайными сторонниками Волукрима.
Очередной хрупкий предмет врезался в воздушную стену, мелодично звякнув, из чего Таривас заключил, что мать добралась до чьей-то неосмотрительно оставленной в покоях гитары.
"Когда же она успокоится"? — подумал принц, начиная терять терпение.
Очередная жаркая волна ярости ответила: не сейчас.
Да, ситуация ухудшилась, а хитрые планы рассыпались в прах, но опускать руки, определенно, не стоило. У Дилириса еще оставалось порядка пятидесяти тысяч человек полевого войска, причем почти тридцать тысяч из них были лучшей в мире тяжелой кавалерией, с которой не могли сладить даже стальные легионы Аэтернума! Да, предательство дяди все осложнило до предела, но у короны есть верные полководцы, которые сумеют возглавить армию на поле боя. Тот же Пьюрхарт. Если удастся разбить Вороньего Короля в генеральном сражении, то получится затянуть войну и дождаться, когда приготовления Ривеланда будут завершены, а дипломаты склонят Генерала на правильную сторону.
"Проклятье, если бы не это убийство"!
Принц так и не понял, с какого перепуга гвардеец прикончил старшего посла Волукрима и на кого он работал. Да что там — принц, Мислия билась головой о стену в бессильной ярости — ее хваленая агентурная сеть не смогла выдать ни единой зацепки, и первой Тени оставалось лишь предполагать.
Да, убийство выглядело предельно странным, но теперь это не имело никакого значения. Правителя Волукрима приперли к стенке. Вороний король попросту не мог не отреагировать на смерть подданного, наделенного правом говорить от его имени, да еще такую. Нет железных улик, указывающих на виновного? Значит, наказать следует Дилирис, ибо никто на континенте не поймет подобного миролюбия, да еще после яростных обвинений и безумной ночной атаки на Сентий.
Как результат, вместо затягивания переговоров и начала войны в следующем году, Дилирис получил вторжение уже сейчас.
"Стало быть, придется делать ставку на генеральное сражение", — решил принц. — "По идее, у вороны не должно быть войск больше, чем у нас. Он просто не успел бы их собрать за месяц, а значит, схватка окажется равной. Понять бы еще, почему он остановился там, где остановился"…
А мать, меж тем, начинала уставать.
Поорав еще десять минут — больше для приличия, нежели из необходимости, она наконец хрипло выдохнула, сделала несколько шагов, и до Тариваса донеслось судорожное бульканье — Кэлиста пила из каким-то чудом сохранившейся бутылки. Аромат, коснувшийся носа принца, принадлежал крепкому вину, выдерживаемому в дубовых бочках минимум пять лет и сейчас мать поглощала этот изысканный напиток прямо из горла.
Ярость начала сменяться усталостью, затем — обидой, после — отчаянием.
Она шумно выдохнула и произнесла:
— Сынок, как нам быть?
Эмоции этой властной и сильной женщины сейчас источали страх и неуверенность, и Таривас, немного помолчав, ответил:
— Все хорошо, мама, мы как-нибудь справимся.
Его словам не хватало уверенности, но с этим ничего уже нельзя было поделать — Тариваса переполняли сомнения. В какие-то моменты ему даже начало казаться, что, быть может, во всем виновато его желание прославиться и войти в историю победителем легендарного Вороньего Короля? Что не нужно было заваривать кашу, проглотить которую он не в состоянии? Но ветророжденный старательно гнал от себя эти мысли. Он — избранный Богом, он — сверхчеловек, имеющий право на все, что только пожелает. И не старой вороне стоять на пути его мечты!
Убедив себя таким образом, он повторил уже куда уверенней:
— Мы справимся мама. Выступаем завтра.
На губах Клеменса Вентиса снова появилась улыбка и он поравнялся с Безымянным, глядя на возвышавшиеся справа скалы.
— Как я понял, в этих горах на вас напали?
— Да, — кивнул полукровка, — и после — в Воллисе. Их командир возглавлял армию изначальных, которая штурмовала замок барона. Но Паллидий, наверное, уже рассказал это.
— Да, рассказал, — сын Устина задумчиво почесал подбородок. — Мы так и не смогли понять, кто стоит за этим, хотя место боя проверяли как ищейки матери, так и гарпии его величества.
Безымянный не перебивал, он слушал.
— Так вот, возвращаясь к твоему вопросу. Мы — не предавали. Мы считаем, что с Волукримом нужно дружить, что эта держава единственная удерживает мир от хаоса новой Последней Войны. Идеалы его величества — ограничение числа Ступивших на Путь Вечности, а также укрощение их нрава — то, что нужно Интерсису. Ты видел, на что способны Ридгар и Орелия? А теперь представь сотни таких существ, не сдерживаемых ничем: ни моралью, ни верой, ни какими человеческими законами.
— И поэтому вы переметнулись? Предали свой род?
Изящные брови изогнулись.
— И что с того? Если я все правильно понимаю, Таривас бросил тебя, иначе ты бы не отказался от имени, дарованного тетей. Или я ошибаюсь? Почему же ты держишься за кузена?
Бывший капитан гвардии отвернулся. Это было справедливо, но, увы, старые привычки умирают медленно.
— Да, все верно. Его величество предал нас, а меня — сбросил со скалы, и, если бы не самопожертвование Аеллы, я бы сейчас не ехал рядом с вами.
И он в трех словах пересказал все, что произошло на на Седом Старике.
Ветророжденный слушал молча и лишь по тому, как сжимались его кулаки и крепчал ветер вокруг, можно было понять — он в бешенстве. Когда Безымянный, наконец, закончил, Клеменс спросил:
— Но?
— Но все-таки вы предали свою страну.
— Моя страна тут, — Клеменс обвел рукой вид, открывавшийся с горной тропы. — Это герцогство, я люблю его всем сердцем, и мне, откровенно говоря, нет дела до того, что произойдет с развращенным Сентием.
Юноша кивнул, принимая доводы ветророжденного.
— Господин, не расскажете ли вы мне, что сейчас творится в мире? — задал он следующий вопрос.
— Расскажу, — радостно согласился тот. — С чего мне начать?
— С войны. Она уже идет?
— Увы, да.
— И как обстоят дела?
— Хм-м, дай подумать. Это зависит от того, с чьей точки зрения смотреть, — он улыбнулся, явно рассчитывая на то, что собеседник ответит на улыбку, но виконт, увы, был сейчас на это не способен.
— Пускай это будет точка зрения вашего нового господина.
Клеменс несколько секунд смотрел на полукровку, затем кивнул.
— Пускай. Итак, с чего бы начать? Пожалуй, все резко ускорилось после убийства Волукримского посла.