Вопрос о мотивах преступления остается совершенно без ответа. Вероятнее всего, Шараевский сам много лет не мог ответить себе на вопрос, зачем же он все-таки совершил это абсурдное убийство? Отсюда он так часто поминает дьявола как главного виновника своих бед. Ведь если у человека нет мотива, значит он был у «внутреннего голоса»? Поверьте, это не шизофрения, Шараевский – человек с очень крепкой и устойчивой психикой без намека на признаки болезненной экзальтации. Это даже не попытка переложить свою вину на потусторонние силы. Он вполне осознает себя преступником и не снимает с себя ответственности.
Участие в преступлении хвостато-рогатого деятеля по моему личному убеждению – правда, но это лишь половина правды. Для того, чтобы дьявол принял прямое и непосредственное участие в нашей жизни не надо подписывать ни каких договоров и даже устное соглашение не требуется. Шараевский говорил: «Достаточно просто молчать». Да тут вообще не важно, молчишь ты или нет. Лукавый начинает действовать в нас лишь тогда, когда мы ему уподобляемся, и лишь в той степени, в которой мы ему уподобляемся, а беспредельная гордыня – это уже уподобление дьяволу.
Если спросить, зачем Шараевский убил, то ответа не будет, потому что вопрос поставлен неверно. Однако, вполне можно ответить на вопрос почему он убил. Потому что его тотально опустошенная душа очень быстро наполнилась высокомерием и гордыней. И тогда самые зверские фантазии начали требовать немедленного исполнения просто потому, что «я так хочу».
***
И все-таки в нем сохранилась не только достаточно твердая человеческая основа, но и подлинная Божья искра. Лишь исходя из этого можно понять его совершенно невероятные слова: «Камера смертников – самое замечательное место на земле». Непременно счел бы такое утверждение лукавством, если бы не понимал его внутреннюю логику. Этот человек всегда искал в своем существовании высший смысл, страшно мучился, когда пропадала надежда его найти. И вот в камере смертников, где Шароевский провел три года, он вдруг начал этот самый высший смысл обретать:
«Камера смертников – самое замечательное место на земле, потому что сатана доводит лишь до дверей этой камеры, внутрь он уже не проникает. Когда опахнет могилой, обостряются все пять чувств, даже в очерствелом человеке пробуждается нечто глубоко человечное. Только здесь я по-настоящему задумался о четырехлетнем сыне и пятилетней дочери и испугался за них.
Кто был в камере смертников, тот знает, что здесь постоянно ощущается чье-то присутствие. Я, например, раньше был совершенно чужд поэзии, не смог бы даже «любовь» и «кровь» срифмовать. А здесь у меня вдруг стали рождаться очень ритмичные рифмованные стихи. Я подумал, что их диктует человек, который сидел здесь до меня и уже расстрелян. И тут же сам себя одернул: чушь собачья. Я вообще был не склонен к мистике. И все-таки понял: мне не надо мешать тому, кто начал во мне говорить.
Однажды один человек мимоходом сказал мне: «Если Бог есть, вас не расстреляют». Как прокурор я прекрасно знал, что в моем случае помилования быть не может. И все-таки эта фраза целый месяц во мне звучала. Раньше я даже слова «Бог» не слышал, а теперь понял, что Он есть. Однажды я почти в истерике взмолился: «Господи, почему я Тебя ни когда не видел?» И услышал ответ: «Я всегда был рядом с тобой». Тогда в памяти у меня одна за другой начали всплывать ситуации, когда Бог меня явно спасал. Во всей своей жизни я ощутил непрерывное присутствие Божие…»
***
Мы беседовали с Вячеславом Николаевичем, кажется, часа четыре. Время вышло. Я встаю. Он – сияющий, радостный, выражает свое сожаление: «Вам вот с этого лучше было начинать». Да, я понимаю, что ему теперь интересно говорить только о Боге, о вере, о душе. Он очень рад, что к нему пришел человек, для которого все это так же важно, как и для него, досадно только, что до самого главного добрались лишь в конце и на него не хватило времени. На самом деле разговор нужен был именно такой. История духовного возрождения личности – совсем другая история, в его случае – весьма далекая от завершения, начинать разговор на эту тему, наверное, и не стоило.
Говорят, что жизнь – не роман, который заканчивается свадьбой. Так же, если душа пришла к Богу, это ведь далеко еще не счастливый финал, это только начало тяжелого, сложного пути с непредсказуемым результатом. За Вячеслава Николаевича страшно. Он тут «варится в собственном соку» и неизвестно до каких еще «озарений» дойдет. Что будет с ним, с его душой, не собьется ли с пути, не ударится ли в какую-нибудь ложную «духовность»? Не знаю. Но ведь я и про себя этого не знаю. Знаю только, что он мой брат во Христе.